Художник умер в бедности, его забыли, потом вспомнили и оценили, но побоялись чрезмерно хвалить: если такое искусство станет критерием прекрасного, что прикажете делать с художественным рынком?
Последние его холсты изображают Дон Кихота, одинокого всадника на пустой дороге. Домье отлично знал себе цену и для последних холстов выбрал героя по себе. Он давно остался один, и до сих пор он один. Современный язык демократии, который он создал полтораста лет назад, много раз меняли и коверкали – в угоду моде, ради того, чтобы обновить словарь, чтобы шокировать буржуа, чтобы больше заработать. Героев – сопоставимых с героями, которых создал он – не появилось. Ничего принципиально нового, стало быть, сказать не смогли. Да и не хотели.
И улица опять корчится, безъязыкая.
Перечитывают (пересматривают) наследие Домье не часто. Куда милее нашему пухлому сердцу охоты Делакруа, барышни Ренуара, квадраты абстракции – кто же станет смотреть литографии, зовущие на баррикады, перечитывать монотонные проповеди идальго? Идальго продолжает говорить, он упрямый. Его сегодня почти не слышно. Но однажды ему на смену придет другой, и этот другой заговорит громче.
Поль Сезанн
В искусстве есть фигуры, чье величие несомненно. Принято считать, что Пушкин – великий поэт, а Моцарт – гениальный композитор. Точно так же и Сезанн признан отцом современного искусства, величайшим живописцем Нового времени. Между тем объяснить простому зрителю, чем он так хорош, – затруднительно.
Ренуар писал прелестных женщин, Моне писал романтические пейзажи, Делакруа воссоздал всю историю Франции, Ван Гог явил щемящую любовь ко всему живому, Гоген изобразил бегство от гнилой цивилизации, Роден изваял героев, но попробуйте сказать, что же такого нарисовал Сезанн, чтобы остаться в веках? Он ведь крайне скучный художник.
Сезанн с монотонным упорством повторял три-четыре сюжета, воспроизводил одни и те же композиции всю сознательную жизнь. Перечислить его картины просто: он писал гору Сент-Виктуар, купальщиц на берегу водоема, натюрморты с яблоками, немногочисленные портреты. И это все.
Все художники так или иначе повторяются. Мастера Возрождения по нескольку раз писали сюжет Распятия или Благовещения. У Ван Гога есть более десяти вариантов «Подсолнухов» и шесть вариантов «Башмаков художника». Это нормально, что мастер возвращается к важному мотиву, уточняет детали. Но вообразите себе, что Ван Гог писал бы только башмаки и подсолнухи, изо дня в день, опять и опять.
А Сезанн поступал именно так. Он написал сотню холстов с видом горы Сент-Виктуар, сотню холстов с купальщицами, полторы сотни натюрмортов с яблоками, слегка передвигая предметы на столе – бутылка слева, вазочка справа или наоборот. Конечно, у Сезанна встречаются пейзажи и без горы (хотя почти всегда Сент-Виктуар на заднем плане, не заметить гору в окрестностях города Экс-ан-Прованс затруднительно), имеются также и натюрморты с цветами, существует композиция «Пьеро и Арлекин», повторенная дважды. Но это даже не проходит по разряду исключений из правил: в картине «Пьеро и Арлекин» в костюме Арлекина изображен сын художника Поль; то есть это та же модель, что и на портретах, то же выражение лица, тот же наклон головы. В пейзажах долин изображение перелесков и домиков, спрятанных в зелени, в точности повторяет изображение склона горы Сент-Виктуар. Словом, творчество Сезанна можно охарактеризовать как однообразное. Сезанн удивительно монотонный художник.
Всем приходилось слышать, как музыкант разучивает гаммы, а некоторые даже оказывались соседями таких начинающих музыкантов – пианист за стеной воспроизводит тот же фрагмент, опять и опять, снова и снова, каждое утро. Всякий из нас сталкивался с собеседником, который повторяет одну и ту же мысль (не всегда яркую) много раз, таких людей называют занудами. Вот Сезанн как раз и был таким занудой.
В живописи Сезанн – долдон. Он бубнит одно и то же, упрямо и монотонно. Вы не дождетесь от него резкого жеста, как от Родена, не увидите яростного мазка, как у Ван Гога, невообразимого ракурса, как у Дега, – нет, в его картинах все предельно статично и последовательно. Мазок к мазку, бледно-зеленый рядом с чуть более темно-зеленым, от зеленых цветов постепенно движемся к синим, кисть кладет мазки равномерно и бесстрастно; неторопливое движение руки напоминает работу человека, кладущего кафель в ванной комнате. С годами статика стала маниакальной потребностью; случалось, что модель шевелилась во время сеанса – тогда Сезанн приходил в неистовство, несколько раз даже разрывал холст, на котором рисовал.