Снимали эпизод, в котором главный герой должен был пробежать по крышам вагонов идущего поезда. Для натренированного, ловкого каскадера прыгнуть с вагона на вагон — не слишком сложная задача. Однако Макс еще с утра почувствовал недомогание. Болело горло, начинался насморк. И все же он приехал на съемочную площадку. Макс был молод и слишком самоуверен, за что и поплатился жестоко.
Наверное, у него поднялась температура. Его знобило, но он ничего не говорил и не жаловался. Снимали второй дубль, когда его вдруг охватила внезапная, непреодолимая слабость. В глазах потемнело, закружилась голова. Нога соскользнула вниз. Падение было таким неожиданным и стремительным, что сначала никто не понял, что произошло. А когда поняли, решили, что это конец. Даже врачи, колдовавшие над каскадером много часов, и те не верили, что он выкарабкается. Но он все-таки выжил, наверное, Всевышний рассудил, что не настал еще его час и что он должен испить свою горькую чашу до дна.
Казалось, на теле Максима не осталось ни одной целой косточки. Любое движение приносило ему мучительную боль. А левая нога была раздроблена так, что ее собирали по кусочкам из осколков. Потом хирург признался, что сначала ногу хотели ампутировать. К счастью, конечность удалось спасти, однако с тех пор она плохо гнулась и болела при малейшем изменении погоды.
А Горчаков надеялся, что вернется к любимой профессии. Но когда он заговаривал об этом, друзья смущенно отводили глаза, а врачи с наигранной веселостью приговаривали: «Нет, друг мой, нужно еще лечиться и лечиться».
Известие о том, что ему придется сменить работу, стало для Максима сокрушительным ударом. Но куда больший шок он испытал, когда узнал, что его бросила Вероника. Сначала она просто перестала приезжать в больницу, а потом и вовсе уехала вместе с сыном к матери в Брест, не оставив мужу даже прощальной записки. Инвалид, не способный хорошо зарабатывать, был ей не нужен.
Долгое время Макс не мог поверить в предательство любимой жены. Выйдя из больницы, он звонил ей, писал длинные письма, но она бросала трубку, а на письма не отвечала.
Тогда, убитый горем, он опустил руки и стал искать забвения с помощью средства, к которому прибегают слабые духом люди. Через год уже не мог обходиться без алкоголя.
С Вероникой их развели заочно. Позже Макс узнал, что она снова вышла замуж и уехала за границу, оставив сына на попечении своей матери. Ребенок был ей не нужен, он мешал устраивать новую, счастливую жизнь.
Максим мечтал забрать мальчика, но у него не было ни денег, ни работы, ни сил, ни даже желания что-либо изменить. Он перебивался редкими заработками, много пил, мало ел, подолгу ходил небритый, в мятой и грязной одежде. О том, чтобы в таком виде ехать в Брест, не могло быть и речи. Кто отдаст ребенка человеку, который похож на бомжа? Его и в поезд-то не пропустят!
В больничной палате его навещали каждый день. Приносили фрукты, книги, цветы. Теперь почти все прежние друзья отвернулись от него. Одни стыдились его, другим надоело с ним нянчиться. Только Леший, единственный из всех, все еще возился с ним, пытался чем-нибудь помочь. Он находил для Макса работу, таскал к врачам, проводил воспитательные беседы, засовывал под холодный душ или просто кричал и ругался последними словами. Но все было напрасно. Ни любящая жена, ни заботливая мать, ни верный друг — никто не способен изменить жизнь человека, если он сам того не хочет. А Горчаков не хотел. Когда он был трезв, воспоминания обступали его, они терзали душу, тревожили сердце и не давали ни минуты покоя. А ему так хотелось забвения!
Это продолжалось не один год. А потом все вдруг резко переменилось.
Неизвестно, что на него так подействовало, может, смерть одного из новых «друзей», тоже искавшего утешения в бутылке и замерзшего глубокой морозной ночью совсем недалеко от собственного дома. А может быть, запали в душу слова соседского мальчугана, так похожего на его сына. Однажды, сидя на скамейке, Максим услышал, как ребенок спросил у матери: «Мам, почему дядя всегда такой грустный? Он болеет?» В ту минуту ему вдруг показалось, что он слышит голос своего малыша.
Сын стал являться ему во сне, просить, чтобы он приехал и забрал его. Говорил, что ему плохо там, с бабушкой, и что он хочет быть с отцом. Эти сны так мучили Максима, что, просыпаясь, он долго плакал и мысленно молил сына о прощении.
И вот однажды, проснувшись сереньким мартовским утром, он вдруг понял, что должен сию же минуту что-то предпринять. А если ничего не сделает, то просто умрет от горя.
Так для Горчакова началась новая жизнь. Самое удивительное, что ни к каким врачам-наркологам он не ходил, не кодировался и не вшивал «торпеду». Просто бросил пить, и все. Сказал себе: «Баста. Ты должен это сделать!» И как отрезало. Он и сам не ожидал, что у него получится. Наверное, произошло чудо, и Бог, в которого он не верил, решил, что с него довольно.