Чертополох в хрустальной вазе

Максим устроился сторожем на стройку и после первой же зарплаты отправил теще в Брест письмо со смиренной просьбой принять его, дать возможность хоть день, хоть час пообщаться с сыном. В глубине души он лелеял надежду увезти ребенка к себе в Москву и в то же время боялся, что бабушка откажется вернуть ему Сережу. Он также попросил прислать фотографию мальчика.

Через месяц из Белоруссии, к тому времени уже превратившейся в независимое государство, пришел ответ. Горчаков с замиранием сердца вскрыл конверт. Из него выпала фотография, с которой на него смотрело совершенно незнакомое лицо. В первые минуты он даже не понял, зачем ему прислали это фото. Неужели этот чужой юноша с серьезным лицом — его сын? Неужели это тот самый мальчик, которого он запомнил смешливым и ласковым малышом? Годы, проведенные в пьяном угаре, совершенно выпали из жизни и из памяти.

Максим развернул письмо. Теща писала, что не против встречи бывшего зятя с внуком, вот только ничего из этого не получится, потому что еще три года назад Вероника увезла мальчика к себе в Америку. Бабушка сама попросила ее об этом. Внук вырос, а она постарела, и у нее больше не было ни сил, ни здоровья воспитывать взрослеющего парня.

«У Сережи все нормально, — читал Горчаков, — он окончил школу, и муж Ники устроил его работать к себе на автозаправку. Адрес не высылаю, потому что знаю: Вероника будет против. Да и зачем тебе адрес, ведь мальчик все равно тебя не помнит и никогда не вспоминает».

Все верно, зачем? Поезд ушел, сын вырос без отца. Когда-то отец был ему нужен, а теперь уже нет. К тому же в Америке есть «муж Ники», и он, вероятно, и заменил мальчику родного папу.

Известие, полученное из Бреста, повергло Максима в глубокую депрессию. Он уже не проклинал бывшую жену, предавшую его, а корил самого себя. Он сам отказался от ребенка, забыл о нем на долгие годы, чего же теперь ждет?

В тот момент Горчакову ужасно хотелось вновь прибегнуть к старому испытанному средству, дающему иллюзию покоя и забвения, и, если бы не Леший, он, наверное, сорвался бы.

Максим не желал никого видеть, городская суета угнетала его, прежняя работа казалась пыткой. Леший, помнивший, что его друг когда-то увлекался рыбной ловлей и охотой, предложил тому поработать егерем.

Бывший каскадер ухватился за эту идею. С помощью Лешего, у которого был какой-то шапочный знакомый в охотхозяйстве, Горчаков устроился на должность помощника егеря, а через год стал егерем. Лес, безмолвный и в то же время полнящийся множеством самых разных звуков, ласкающих слух усталого и измученного горожанина, вылечил его и спас. Теперь Макс приезжал в Москву лишь тогда, когда у него появлялось какое-то неотложное дело.

Он полюбил свою новую работу. Скромная должность отнимала много сил и не приносила высоких заработков, но его это ничуть не смущало. Если бы не запоздалая тоска по сыну, которую он так и не смог преодолеть, он, наверное, чувствовал бы себя счастливым.

Маленькая охотничья избушка казалась ему самым комфортным местом на земле, и, приезжая в Москву по делам, он старался поскорее вернуться в лес, который стал для него родным домом. В городе его раздражало все: уличные пробки, толкотня в магазинах, громкая музыка, которую слушали по вечерам соседи. Если приходилось оставаться на ночь, он подолгу не мог заснуть: мешала духота и несмолкающий шум за окном. Он ненавидел свою квартиру, где каждая вещь напоминала ему о жене и о несчастливом прошлом.

Впрочем, о Веронике Максим вспоминал все реже и реже, а если и думал о ней, то уже без горечи и боли. Он простил ее, может быть, потому, что относил корыстолюбие и склонность к предательству на счет всей женской половины человечества. Он был уверен: все женщины за редким исключением подобны Веронике. Леший пытался его переубедить, беззлобно подтрунивал над ним, но своего мнения Горчаков не переменил. Однако когда у друга семейная жизнь тоже закончилась крахом, Максим ни словом, ни намеком не напомнил, что был прав.

В лесу быстро темнело, розовый отсвет предзакатного солнца ложился на верхушки елей, но солнечные лучи не проникали вглубь, и лиц двух мужчин, стоявших возле маленькой избушки, уже невозможно было разглядеть. На лугу и на деревенских улицах было еще светло, день угасал медленно, неохотно; здесь же, в чаще леса, в свои права потихоньку вступила ночь — умолкли дневные птицы, закрылись лесные цветы, затрепетали в воздухе таинственные черные тени.

— У тебя нет знакомых в налоговой? — спросил вдруг Леший.

— Хочешь натравить на них… — догадался Максим. — Даже и не знаю. Постой-ка… Приезжала тут в декабре группа товарищей, на кабана охотились. Завтра спрошу Петровича, кажется, он с кем-то из них крепко подружился.

— Узнай, если не трудно.

— Конечно. Может, все-таки машину мою возьмешь?

— Нет, спасибо. Не хочется лишний раз светиться. Гаишников полно.

— Ключи от квартиры не забудь.

Так переговариваясь, они вошли в сказочную избушку и прикрыли за собой дверь.

Глава 18