Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX — начала XX века

Вьющаяся зелень цепко карабкается вверх по кряжистым стволам. Стройные ряды столетних тополей тянутся к небесам и там, переплетаясь ветвями, срастаются в единый купол. Тень покрывает лужайки под густыми кронами деревьев. Чертополох да крапива заполонили дорожки, наполовину занесенные песком. Среди груды камней, вот-вот готовых обрушиться, поднялся во весь рост репейник, его желтый венчик, словно конский хвост на шлеме, гордо реет на ветру. Белые и голубые колокольчики, будто на качелях, трепещут от дуновения лесного бриза, раскачиваются с радостным шелестом над руинами, празднуя победу над разрушением и смертью.

Мир окутала ночь, тихая, умиротворенная летняя ночь, полная кротких, едва ощутимых ароматов и звуков. В темно-синих прозрачных небесах светила бледная луна.

Необузданное поэтическое воображение влекло Манрике в ночную даль. Долго стоял он на мосту, вглядываясь в темный силуэт города, черная громадина которого отчетливо выступала на фоне белеющих во тьме, у горизонта, легких облаков. Незаметно для себя пересек он мост и вскоре очутился посреди развалин замка тамплиеров.

Пробило полночь, луна достигла высшей точки и замерла недвижно. Манрике шагал под сенью тополиных рощ, раскинувшихся у подножия монастырских стен, что некогда высились над берегом Дуэро. И вдруг — вскрикнул. Сдавленный крик его был полон удивления, ужаса и ликования.

В самой глубине тенистой тополиной рощи, в непроглядной мгле, метнулось нечто, блеснуло светлой искрой и пропало во тьме. Краешек платья! Женская фигурка скользнула по тропинке, пересекла ее и скрылась в густых зарослях. На краткий миг показалась она очарованному искателю химер, безумному охотнику на невероятных созданий, едва лишь вступил он в ночной сад.

— Незнакомка! Здесь и в этот час! Вот кого я искал всегда! Ее, и только ее! — воскликнул Манрике и бросился на поиски чудесной незнакомки, порывистый, словно пущенная в небо стрела.

III

Наконец он достиг того места, где появилась, а затем скрылась в непроходимых зарослях незнакомка. Исчезла без следа. Где она? Далеко, очень далеко. Манрике вглядывался в непроглядную тьму, силясь открыть в ночной мгле, под кронами спящих деревьев, светлую искорку, бледный лучик, сверкающий в ночи.

— Это она, она! Невесомая, словно парит на крыльях, неслышно скользит по тропинкам, как тень! — воскликнул он и ринулся на поиски незнакомки, раздвигая руками плотные, будто чудный ковер, заросли плюща, полог опутал, оплел могучие стволы, заполнил все свободное пространство.

С величайшим трудом продрался он сквозь вьющуюся стену и вышел на открытую полянку, сияющую в лунном блеске под ясными небесами…

Никого!

— Ах! Туда, туда! — воскликнул он. — Я слышу ее легкую походку, слышу, как шуршит сухая трава под ее ногами, слышу шорох складок ее платья, слышу, как краешек одежды задевает траву, и землю, и кусты!

Воскликнул и метнулся, будто безумец в бреду. Метался в поисках, но — увы! — напрасно, никого не отыскал, никого не встретил.

— Я слышу, слышу ее легкую походку, — шептал он беспрерывно, — я слышу: она что-то говорит, я слышу ее голос… Ветер, что шумит в ветвях; листва, что возносит тихие молитвы, они мешают мне расслышать ее голос, расслышать, что же она говорит, но, без сомнения, она не молчит, движется, уходит отсюда… и тихо-тихо говорит… что-то все время говорит… На каком языке?.. Он мне неведом, неизвестный иностранный…

И вновь бросился на поиски. Временами ему казалось, что он увидел ее, иногда — будто бы услышал ее. Вдруг качнутся ветки, словно кто-то коснулся их и скрылся меж ними. А то почудится чуть заметный ее след на песке. Или ночное трепетное дуновение ветерка донесет явственно осязаемый аромат, несомненно аромат женщины, которая словно бы дразнит его близким своим присутствием, дразнит, смеется над ним. Поманит и исчезнет в зарослях сорной травы. Напрасный труд!

Долгие часы провел он, пядь за пядью обследуя дикий сад, — то застынет недвижимо, весь обратившись в слух, то скользнет меж высоких трав, то вдруг метнется, бросится бежать сломя голову, в безумии и отчаянии.

Так пробирался он берегом реки сквозь ночные густые заросли одичавшего сада, пока наконец не достиг подножия скалы, на вершине которой располагался уединенный скит святого Сатурия.

— Быть может, поднявшись туда, с высоты смогу оглядеть окрестности, быть может, это поможет мне в моих поисках, поможет выбраться из заколдованного круга, из тяжкого, запутанного лабиринта! — воскликнул он, карабкаясь по скале, при каждом шаге опираясь на свою короткую шпагу.

Достиг вершины, оттуда открывался вид на город, что расположился у подножия горы, и на Дуэро, который струился змеей, петлял бурным потоком, стесняемый каменным ложем и неприступными берегами, бурлил, убегал и терялся в сумрачной дали. Манрике огляделся окрест. Огляделся и не смог сдержать святотатственного проклятия.