Чертова дюжина

Он вновь занял позицию, но стрелять не стал и медленно опустил ствол. Я заглянул в иллюминатор: брошенная шлюпка болталась на волнах. Видимо, Синицын выпрыгнул и, прикрываясь ею, двинул к берегу вплавь. Достать предателя было практически невозможно. И точно… Через пару минут Синицын показался на линии прибоя и юркнул за камни — там ему уже ничто не грозило.

Мы с Женей подавленно молчали. Савельев и Бельский, потрясенные случившимся, не смели раскрыть ртов, опасливо косясь на автомат в огромных лапах гренадера.

— Что это? — вздрогнул писатель, настороженно прислушиваясь.

Откуда-то снизу доносилось бульканье. Характерное бульканье — такой звук издает воздух, выходящий из отверстия погруженной в воду емкости. Вернее, множества отверстий… Нечто подобное я слышал в ночь ограбления.

— Приплыли… — мрачно обронил Ростислав Владимирович.

Без разъяснений ясно: пули превратили нижнюю часть борта в сито.

— Мы тонем? — зачем-то спросил Савельев.

Ему никто не ответил.

В дверном проеме обозначился Павел. За его спиной маячили Таня и Регина. Судя по возникшему гомону, наиболее смелые туристы толкались в коридорчике.

— Кто мне скажет, что все это значит?! — нервно произнес Савельев, глядя на меня.

Справедливый выбор. Я громко и четко заявил:

— Суть дела не изменилась. Корректировки требуют образы жертвы и охотников.

— То есть? — переспросил капитан.

— Не Илью, а господина Синицына связывают неформальные отношения с командой вертолета. — Я в упор поглядел на писателя. Выражение глаз Эрнеста Сергеевича менялось по мере возрастания степени понимания. В высшей они почти остекленели.

— В-вы… — заикнулся он.

— Именно! — подчеркнул я. — Не вдаваясь в подробности, назову имя: Назаров!

Писатель без сил рухнул на койку.

— Частности обсудим в индивидуальном порядке позже.

Понял он или нет мое предостережение не болтать пока лишнего, сказать трудно, но остальные ничего толком не сообразили — это уж точно.

— Что за белиберду вы несете?! — возмутился капитан. — Как командир судна я требую…

— Как капитана вас в данный момент должна больше волновать судьба яхты! — веско перебил я. — Надо думать о спасении людей. Лирическую подоплеку я готов изложить, когда разберемся с пробоинами.

— Где боцман?! — срываясь на фальцет, воскликнул Ростислав Владимирович.

— Где боцман? — повторил Павел, обернувшись.

Через мгновение в каюту ввалился Семен.

— Посмотри повреждения! — скомандовал Бельский.

— Уже.

Ай да боцман! Он успел спуститься в машинное отделение, вход в которое размещался под лестницей на нижнюю палубу, между кубриком команды и камбузом.

— Залатать сможем? — подался к подчиненному капитан.

— Не все… К некоторым не подобраться.

— Нам бы до темноты продержаться, — высказался я, ибо на ум пришла любопытная мысль.

— Ночью тонуть не так страшно, — сострил Паша, склонный к могильному юмору.

— До сумерек добрых восемь часов, — подал слабый голос Савельев.

— Давайте работать, — предложил я. — Другого нам не дано.

Прозвучало высокопарно, но всколыхнуло моих товарищей по несчастью.

Павла назначили в караул — учли ранение. Таня осталась при окончательно занемогшем Никите Петровиче и еще слишком слабом матросике. Ольга Борисовна выводила синяки с наших с гренадером ног. Илью освободили, сухо перед ним извинившись. Он, вопреки ожиданиям, не полез в бутылку, находясь под впечатлением минувшей битвы. Беату я отрядил на переговоры с мужем: раскрыть ему глаза на подноготную предательства Синицына. Остальные энергично взялись за латание пробоин.

В течение двух часов с острова нас не беспокоили. За это время мы сумели частично устранить причиненный яхте урон. Капитан и боцман посовещались и пришли к выводу, что до наступления темноты верхняя палуба еще должна возвышаться над поверхностью воды. Исполненные оптимизма, туристы наконец-то добрались до еды, приготовленной Беатой. Сытые и уставшие, они с интересом прослушали лекцию на тему взаимоотношений мафии и средств массовой информации. Лекцию читал я, Беата и Эрнест Сергеевич скупо помогали. Подлинные мотивы поступка Синицына мы скрыли от широкой аудитории, щадя самолюбие Савельева. В остальном я настоял на предельной откровенности: люди, ставшие заложниками, имеют право знать правду и о причинах беды, и о грозящих последствиях. В том, что боевики после захвата четы писателя не оставят в живых свидетелей, лично я не сомневался…

— Почему вертолет потопил лодку с нашими вещами? — заинтересовалась Ольга Борисовна, отличавшаяся способностями к логическому мышлению.

— Бумаги, — ответил я. — Эрнест Сергеевич опрометчиво посетовал, что грабители завладели ими, — помните разговор на берегу, когда мы вернулись на Чайкин Нос?

Ольга Борисовна согласно кивнула.

— Синицын сразу радировал боевикам, — продолжал объяснения я. — Те испугались вероятности дальнейшего блуждания черновиков по чужим рукам и решили их уничтожить вместе с моторкой. Им же нужен не только писатель Савельев, но и добытые им сведения о коррупции — они, пожалуй, важнее. Вы ведь не все опубликовали?

Вопрос адресовался Эрнесту Сергеевичу.