— Полчаса мы пили с ним чай. А потом целый месяц я был не в силах сказать слова правды — ложь текла у меня изо рта, как гной! Пришлось в пустыне лизать песок, чтобы очистился язык! — заключил Мамур.
Шаман в ответ рассказал, что и с ним тоже случилось неладное: возле реки на него напал снежный барс-оборотень, воровавший женщин в горных селах.
— Он схватил меня лапами с боков, я вырвался, прыгнул в реку и плыл под водой, пока оборотень не устал гнаться за мной по берегу. — И показал брату розовые шрамы на боку.
Тогда Мамур скинул мягкий сапог. На ноге не хватало двух пальцев — их отсек бес-точильщик, которого Мамур неосторожно потревожил в зарослях кактуса, где тот собирал сок с растений. Бес, хоть и был в блажной истоме, но молниеносно хватил острым хвостом по голой ступне и отрубил два пальца.
Еще долго рассказывал Мамур о всякой всячине, виденной в странствиях: о людях, у которых головы ночами срываются с тел и улетают прочь, а к утру прирастают обратно; о волосатых людях-обезьянах; о развратницах, у которых срамные места находятся на животе и на спине; о вредоносных гадах, что плюются илом и песком.
Так, в разговорах, шло время. Конь заглядывал в пещеру, получал ломоть хлеба с медом, подавал тихим ржанием какие-то сигналы. Братья вспоминали прошлое и веселились, как дети.
На рассвете они вышли к озеру. Мамур направился по берегу направо, шаман — налево. Они уселись друг против друга — через озеро — и начали очищение.
Впав в транс, шаман избавлялся от ненужного. Силой мысли удалил с земной тверди горы, моря, реки. Снял все живое и растущее. Загнал листья в ветви, ветви — в стволы, стволы — в семена. Не оставил камня на камне. Вытряхнул из сознания все, кроме одной точки, и стал раздувать ее жар.
Мамур же, взвившись на сосну, совершал очищение на самой верхушке, раскачиваясь рядом с галками и по-птичьи щебеча с ними вместе.
Избавив себя от лишнего и грязного, они вернулись в пещеру и начали собирать нужное для обряда в плетеную корзину. Мамур выложил из своего баула восьмиугольное зеркальце, острый корень дуба, тончайшую сеть из крепких волос. Шаман добавил кусок черной ткани со звездами, пращу, хрустальное яйцо, кинжал, бубен и трубу из берцовой кости Учителя (вторая труба хранилась у Мамура). Вытащил узорную клетку, сделанную ручным лешим.
— Будем ловить нашу крысу-ведьму, без нее не обойтись, — сказал он, проверяя прутья и защелку.
— Ко мне она давно не являлась. Может, переродилась?
— Нет, она еще тут, — ответил шаман. — Иногда просит о помощи. Приходит и пропадает, когда вздумается…
— Строптива, тварь…
Перед обрядом следовало хорошенько накормить и приласкать бубен. Шаман обильно полил его кожу чаем, протер бубенцы маслом, а обручи напоил молоком. С трудом вытащил из сундука бурку с амулетами. Завязал на запястьях святые шнурки.
Потом братья бережно сняли тряпки с идола и поочередно припали к его агатовым, навыкате, глазам. Идол Айнину в ответ каменно-милостиво разрешил. Залили очаг и, выбравшись на тропу, зашагали в горы. Конь шагнул следом, но Мамур отогнал его, и тот покорно остался охранять пещеру.
Они двигались в зудящей тишине. С далеких ледников били слепящие искры. В сиреневой дымке, среди темных деревьев в мантиях мха, возвышались горки камней-собственность бога Бузмихра, который забавляется ими, перекладывая с места на место. Бузмихр — отец всех зверей и жуков, без его вздоха шерстинка не упадет и чешуйка не встопорщится.
Мамур обламывал сухие ветки бука и собирал их в корзину. Шаман с посохом на плече спешил следом. На посохе болталась клетка. Мысленно он был там, куда шел. Деревья делились упорством. Камни дарили крепость. Травы наделяли стойкостью. А от гор отрывались такие мощные потоки силы, что шамана покачивало под их упругими порывами.
Мамур все ускорял шаг. Шаман в своей тяжелой бурке стал отставать. Да и не мудрено — бурка украшена стрелами и амулетами, гремевшими на ходу, на спине медвежьим волосом вышиты глаза. Вместо пояса — кожаные веревки с головками змей. Башлык с колокольцами.
Вдруг Мамур будто с ходу наткнулся на что-то. Шаман успел заметить, как внезапно съежилось лицо брата, покрылось сетью морщин, набрякли щеки и задвигался лоб, как неузнаваемо изменился весь облик. Мамур стал разительно похож на их Учителя и его голосом проговорил скороговоркой:
— Я с вами! Я тут! Я в помощь!
Потом его лицо отмякло, разгладилось. Морщины исчезли. Лоб замер. Глаза стали другими. И Мамур вернулся в себя, повалившись на землю…
Они выбрались на горный луг и уселись, ожидая полуночи. Каждый был погружен в себя. Опасное время — пока без брони, во владениях горного демона Очокочи. Без его согласия ничего не будет. Надо ждать.
В полночь раздался шелест — по лугу кто-то шел. Слышались шорохи — будто кто-то косит траву: «шшшшиик… шшшшииик…». Главное — не смотреть туда и думать, что это просто одинокий крестьянин валкой походкой спешит в их сторону… Следует встать и, опустив глаза, стоя ждать, пока он минует их.