Читаем Черты эпохи в песне поэта (Жорж Брассенс и Владимир Высоцкий) полностью

Черты эпохи в песне поэта (Жорж Брассенс и Владимир Высоцкий)

При всей ироничности этих стихов в них звучит нота сожаления по исчезающей вере в потусторонний мир. Один из друзей поэта спросил его по этому поводу: «В мыслях о смерти ты никогда не говорил себе: может быть, после смерти я буду продолжать жить, но как-то иначе?» Тот ответил: «Увы, этому противится мой разум. Думай что хочешь насчет узости моего взгляда, но я не понимаю толком, что тут у нас на земле происходит, о какой уж там вечной жизни говорить. Спорить тут не о чем, просто я не могу в это верить». Восемь с половиной столетий тому назад эта же мысль была выражена в одном из четверостиший Омара Хайяма:

Лишь тайну бытия сумевши разгадать,Смогли бы мы постичь и смерти благодать:Здесь, наяву, никак до сути не дошли,Там, в вечном сне, совсем просвета не видать.[2]

Это не мешало Ж.Б. рисовать довольно колоритные картины загробного мира, обычно рая, и даже поддерживать связь с некоторыми его обитателями. Например, песня «Старый Леон» — это письмо в рай аккордеонисту Леону, отбывшему туда пятнадцать лет назад. Пишущий желает узнать от своего адресата кое-какие подробности тамошнего житья:

Климат каковДля земляковВ кущах у вас?Как скрипачи?Часто ль звучитНа небе вальс?Как там вино —Лучше ль оноЗдешних «чернил»?

и т.д.

Пристальным вниманием к смерти поэт утверждал ценность жизни. Как всякому, кто не верит в бессмертие души, со смертью ему было примириться особенно трудно. Его бесцеремонное, кажущееся иной раз легкомысленное обращение с нею — это его манера адаптации к роковой неизбежности. Смерть демистифицируется поэзией: наделенная человеческими свойствами, она уже не внушает чувства безотчетного страха. «Я чувствую как бы физическое присутствие смерти, — говорил Ж.Б. — Тогда я ввожу ее в свои песни, чтобы обуздать. Это мой способ одолеть ее… временно».

Такое же присутствие смерти волновало и В.В. Военные песни В.В. составляют как бы одну большую поэму о долгой и опасной гонке множества людей наперегонки со смертью:

Шальные пули злы, слепы и бестолковы,А мы летели вскачь — они за нами влет, —Расковывались кони — и горячие подковыЛетели в пыль — на счастье тем, кто их потом найдет.

«Пожары»

Но и в мирной жизни никак не уклониться от этого рискованного состязания с известным заранее концом. Один из самых мощных мотивов поэзии В.В. передает ощущение быстротечности времени, стремительного приближения последнего места назначения:

Вдоль обрыва по-над пропастью, по самому по краюЯ коней своих нагайкою стегаю, погоняю…Что-то воздуху мне мало — ветер пью, туман глотаю, —Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!

Хочется отдалить конец:

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!

«Кони привередливые»

Но помедленнее не выходит, и мы сваливаемся в этот обрыв даже раньше, чем предполагали, многого не успев. Ни того, что обещала нам жизнь, ни самого главного — понять, каков же был ее смысл:

Смешно, не правда ли, смешно!А он шутил — недошутил,Недораспробовал виноИ даже недопригубил……Он знать хотел всё от и до,Но не добрался он, не до…Ни до догадки, ни до дна,Не докопался до глубин,И ту, которая одна, —Недолюбил.

«Прерванный полет»

Вероятно, больше всего тоской о несбывшемся, обидой на невозможность что-то наверстать, доделать, что-то начать сызнова питается у В.В. отвращение к смерти, заметно отличающееся от фаталистического почти примирительного отношения к ней, какое проявляют некоторые персонажи Ж.Б. Им, конечно, тоже хотелось бы как можно дольше не попадаться на глаза Курносой, но сама мысль о неизбежной встрече с нею или предчувствие такой встречи не особенно портит им жизнь:

Придется, видно, мне когда-тоСойти с земных дорог и троп,Но где растет тот дуб, ребята,Что будет спилен мне на гроб?

«Завещание»

Иное дело, когда мысль эта не дает покоя и навевает кошмары:

Перейти на страницу: