Черты эпохи в песне поэта (Жорж Брассенс и Владимир Высоцкий)

Я кричал: «Вы что ж там, обалдели? —
Уронили шахматный престиж!»

Выручает вера в несокрушимость нашей отваги:

     Ох, вы, мускулы стальные,
     Пальцы цепкие мои!
     Эх, резные, расписные
     Деревянные ладьи!

                              «Честь шахматной короны. I. Подготовка»

Что против этой удали какой-то там Фишер, или Шифер, «хоть и гениальный». Даже отечественный шулер и тот грозится оставить с носом любых заграничных соперников:

Играть я буду и на красных и на черных,
И в Монте-Карло я облажу все углы, —
Останутся у них в домах игорных
Одни хваленые зеленые столы.

                              «Передо мной любой факир — ну просто карлик…»

А один из тех, кого, кроме спортивных баталий, занимают и другие события, происходящие в мире, взывает к державной мощи, мечтая навести порядок всюду в мире, где обозначатся какие-либо упущения:

Шах расписался в полном неумении —
Вот тут его возьми и замени!
Где взять? У нас любой второй в Туркмении —
Аятолла и даже Хомейни.

Чем не «доктрина Брежнева» в популярном изложении? Впрочем, напрасно на Западе авторство этой пресловутой доктрины присвоили Брежневу. Она имеет куда более раннее происхождение. Бойкий приверженец этой самонадеянной и хвастливой политической философии свято верит в его скорое торжество:

Напрасно кто-то где-то там куражится —
Его надежды тщетны и пусты:
К концу десятилетия окажутся
У нас в руках командные посты!

Ему не терпится самому принять участие в решении этой неотложной задачи:

Моше Даян без глаза был и ранее, —
Другой бы — выбить, ночью подловив!..
И если ни к чему сейчас в Иране я,
То я готов поехать в Тель-Авив.

                              «Лекция о международном положении…»

Но не все из наших патриотов отличаются таким бесстрашием, как этот субъект, посаженный на 15 суток за мелкое хулиганство, или уголовник, ожидавший в родном застенке «вышки» («Передо мной любой факир — ну просто карлик…»). Некоторые впадают в нерешительность, робость, чуть ли не в панику, когда предстоит не наводить свои порядки в чужом доме, а всего лишь приноровиться на время к иному образу жизни, к «другим меркам». Такого подвига ожидали от кузнеца, «угодившего от завода» в загранкомандировку. И хотя никого к столь рискованному предприятию без должной подготовки не допускали, хотя давали каждому

… прочесть брошюру —
                                  как наказ,
Чтоб не вздумал жить там сдуру
                                                как у нас.

Хотя дополняли текст этой брошюры задушевным устным наставлением, побороть в себе страхи не всякому удавалось. Одолевали они и нашего кузнеца, хоть и ехать-то было не так далеко —

… к демократам
В польский город Будапешт…

но

… Буржуазная зараза
Все же ходит по пятам…

Отсюда — все тревоги и сомнения:

Сплю с женой, а мне не спится:
                                               «Дусь, а Дусь!
Может, я без заграницы обойдусь?
Я ж не ихнего замеса —
                                   я сбегу.
Я на ихнем — ни бельмеса,
                                       ни гугу!»

                              «Инструкция перед поездкой за рубеж…»

Как знать, быть может, здесь поэт подтрунивал и над самим собой, над своей непобедимой привязанностью к родной почве, к «дыму отечества», хоть и неблагоустроенного, да своего. Его жена Марина Влади лучше других знала это свойство его натуры: «Тебе хорошо только на Родине, несмотря на присущие этой жизни разочарования и глупости, доходящие до абсурда. За границей ты живешь лучше, в гармонии с окружением, с женой, с семьей, работой, но тебе скучно».