— А вот это правда, — оскалился Дук. — Да ты даже мысли такой не допускал. И я этим очень доволен. Если бы ты ответил на чувства Лаки, я бы устроил за тобой славную охоту в своём лесу.
«Чувства Лаки, — пронеслось у меня в голове, — так, значит, она любит меня. О нет!»
Я настолько испугался этого, что даже не отреагировал на слова об охоте.
Дук смотрел на моё смущённое, растерянное лицо и потешался:
— Да-да, моя дочь выбрала тебя для страстных мечтаний. И, я вижу, ты от этого не в восторге. Здесь наши с тобой чувства совпадают. Но почему же ты тогда не сбежал?
«Может быть, потому, что я не так уж глуп», — наконец шепнула мне Дэмон, хохоча. Так она, оказывается, знала, о чём пойдёт речь. Впрочем, чему я удивляюсь?
Поспешно я передал её слова Дуку.
— Ну что ж, этот ответ меня вполне устраивает, мальчик. Будь по-прежнему не таким уж глупым, не позволяй чувствам моей дочери растопить твоё сердце, и ты будешь доволен жизнью в Замке Трёх клыков. Но если я узнаю, что ты ответил Лаки взаимностью…
— Не узнаете, — вдруг выпалил я, — моё сердце принадлежит другой, навсегда.
И тут Дук захохотал:
— Так, значит, тот друг в Столице — девушка. Хотел бы я взглянуть на даму твоего сердца, Мир. Она так же прекрасна, как ты?
Я слышал смех Дука, даже когда добрался до своей комнаты. Никогда я не чувствовал себя таким жалким и униженным.
С трудом взобравшись на подоконник, я растворил окно и подставил своё пылающее от стыда лицо ветру. Дук унизил мою любовь, а я не сказал даже слова поперёк, просто стерпел. Как обычно, трусливо терпел все насмешки. Я готов был себя возненавидеть, когда вдруг услышал плач. На секунду мне показалось, что это я сам плачу, что моё разбитое сердце рыдает кровавыми слезами. Впрочем, поэтическая чушь лезла мне в голову не долго: через секунду я понял, что это плачет Лаки. Неужели Дук наказал её?
Я захлопнул окно и направился к комнате девушки. Если Дуку угодно — пусть за это сдерёт с меня шкуру, мне всё равно.
Но причина слёз Лаки была вовсе не в гневе отца. Скорее всего, Дук даже не говорил с ней. Лаки сидела на полу и держала в руках мёртвую птичку, рядом валялась пустая клетка.
— Она умерла, — прошептала Лаки, увидев меня на пороге, — она умерла, Мир. Единственное существо, которому я доверяла все свои тайны и которое дарило мне свою искреннюю любовь. Теперь его нет. И уже никогда не будет.
— Дук купит тебе новую птичку. — Я опустился на колени рядом с Лаки. — Твой отец может купить что угодно и кого угодно.
— Как купил однажды тебя? — Лаки посмотрела мне в глаза.
— Да, как купил однажды меня.
— Ты поёшь для меня только потому, что он приказывает тебе? — Лаки смотрела так пристально, словно хотела прочитать ответ в глубине моего сердца.
«Осторожнее, Мир, одно глупое слово — и Дук сожрёт тебя заживо», — шепнула мне Дэмон.
Впрочем, я и сам сейчас это отлично понимал. И не знал, как ответить, чтобы все были довольны. Выбирать приходилось между потерей единственного друга и жестокой расправой. Тогда я протянул руки и попросил:
— Дай мне птичку.
— Зачем? — удивилась Лаки. — Я сама похороню её в саду.
— Дай мне её, пожалуйста. — Мой голос дрогнул.
Девушка осторожно передала мне трупик. Сложив ладони, я спрятал в них маленькое тельце. Давно я уже никого не оживлял. Получится ли теперь? Я закрыл глаза, чтобы остались только я и птица, и потянулся к замершему сердечку своим сердцем. Сосредоточиться мешало дыхание Лаки, касавшееся моей щеки. Птичка была холодной, дыхание — тёплым, — это выводило из себя. Когда я уже решил, что ничего не получится, вдруг почувствовал, как птичка шевельнулась, из мёртвого камушка вновь превратившись в хрупкий комочек из перьев. Я разжал пальцы, и птица вспорхнула, радостно вереща. Я смог!
«Не знала, что ты так можешь», — ахнула Дэмон.
Но я не ответил ей: улыбаясь, я следил за полётом птицы. Она словно наслаждалась вновь обретённой способностью летать.
— Как ты это сделал, Мир? — Лаки смотрела на меня, точно на божество.
— Птичка просто не была мертва, — солгал я ей так же, как когда-то солгал Стелли о бабочке.
— Я умею отличать мёртвых от живых, а магию ото лжи, — сказала Лаки, и от её слов стало холодно.
— Если об этом кто-нибудь узнает…
— Никто не узнает, я умею хранить секреты. И у этих стен нет ушей и глаз. Мать меня кое-чему научила. — Лаки подошла к зеркалу и провела по его поверхности, которая тут же дрогнула, точно состояла из воды. — Вот, например, зеркала — вещь очень ненадёжная, в них можно смотреть с обеих сторон. — (Я похолодел, представив, что сейчас Дук наблюдает за нами.) — Зеркало, которое подарила мне мать, всегда лжёт, — продолжила Лаки. — Если кто-то вздумает следить за мной, то увидит, как я читаю книгу. Отец, скорее всего, знает об этой хитрости или догадывается. А это, — Лаки указала на картину, изображающую лес, — глушит все звуки. Моя мама по-своему очень любит меня. Поэтому в этой комнате мы в полной безопасности. Так как ты оживил птичку?