С 1652 года для суперточного времяисчисления в Праге использовали Марианский (посвященный Пресвятой Деве) столб, установленный на Староместской площади в знак благодарности за чудесное избавление города и его жителей от трех армий из Швеции. История вышла такая: на финишном этапе Тридцатилетней войны (1618–1648), сильно истощившей всю Центральную Европу, в том числе и Чешские земли, под контролем оккупантов оказались Пражский Град и Менши-Место (Мала-Страна), как и тогдашние окрестные деревни и монастыри, которые теперь-то превратились почти что в сити-центр. Шведы, на год взявшие под контроль пол-Праги, безжалостно разграбили влтавское левобережье, вывезли в Стокгольм и Уппсалу в том числе и собранные императором Рудольфом II художественные коллекции, от Микеланджело и да Винчи до Тициана и Дюрера. Эти полотна сейчас вполне могли бы составить гордость какого-нибудь важного чешского национального музея.
В Швеции оказался среди прочих ценностей и Гигантский кодекс, вероятно самый большой (высотой почти 1 метр) и самый тяжелый (весом 75 килограммов) европейский манускрипт со списками благочестивых текстов на латыни. Эта книга на три сотни пергаментных листов, выделанных из кожи 160 ослов, создана одним трудолюбивым монахом-бенедиктинцем в XIII веке.
Летом и осенью 1648 года шведы предприняли один за другим четыре штурма Праги, однако столкнулись со стойким сопротивлением императорского гарнизона, добровольческой милиции, в том числе отряда местных евреев, и ополченцев из студенческого легиона. Самые драматичные эпизоды битвы развернулись прямо на Карловом (тогда Каменном) мосту. Во дворе Клементинума, комплекса зданий бывшего иезуитского коллегиума[46]
, в память о тех боевых событиях красуется победительная статуя бравого студента со знаменем и мушкетом. Студент (он в широкополой шляпе и ботфортах со щегольскими раструбами) — вылитый д’Артаньян, только, конечно, без лазоревого плаща с белыми крестами. Примерно в месяцы шведской осады Праги кардинал Джулио Мазарини предложил д’Артаньяну из романа «Двадцать лет спустя» звание капитана роты королевских мушкетеров, а д’Артаньян настоящий, шевалье Шарль Ожье де Бац де Кастельмор, в то время числился доверенным военным лицом французского первого министра.Вид на Тынский храм и Староместскую ратушу с башни Клементинума
Вид на Староместскую башню Карлова моста и холм Петршин с башни Клементинума
Короче говоря, шведы Прагу так и не взяли, потому что в день решительного штурма был после долгих согласований заключен покончивший с затяжной войной Вестфальский мир и нападавшие отступили. Защитники Старе-Места удостоились похвалы Фердинанда III: на гербе Праги с тех пор красуется сжимающая меч рука рыцаря в серебряных латах, обороняющая городские ворота. А героическое еврейское население получило от императора привилегию надстроить башню над своей ратушей, в которую и вмонтированы теперь часы обратного хода.
Потом на центральной площади приступили к возведению памятника в честь спасительницы Девы Марии. Предание гласит, что прежде на этой площади стоял другой столб, позорный, к нему привязывали уголовных и политических преступников, в число которых иногда попадали и различные чешские патриоты. Чтобы еще сильнее унизить местный люд, предыдущие захватчики Праги (1632 год), офицеры армии Саксонского курфюршества, прикрепили к этому лобному месту сакральный для каждого набожного жителя Богемии символ веры, медный рельеф Богоматери с младенцем на руках, из собора в Стара-Болеславе; предположительно это ладанка покровителя чешского государства князя Вацлава. Отсюда и идея благодарственного монумента — на верхушке столба Дева Мария Иммакулата («непорочная») предстала с распущенными волосами под ореолом из 12 золотых звезд, попирая босой ногой дракона, символ греха. В часовенке в основании памятника хранилось еще и изображение Богоматери, прежде украшавшее фасад дома «У золотого единорога» (теперь по адресу Староместская, 20). Перед этим образом, как принято считать, молились пражане, уповая на неудачу шведского вторжения. Большинство из 30 или 40 тысяч жителей города составляли тогда не чехи, а немецкоязычные бюргеры, еврейская пражская община насчитывала 8 или 10 тысяч человек. И все они, без разбора национальности и происхождения, полагаю, были обеспокоены не вопросами большой политики, но перспективой того, что шведская солдатня разграбит город и, не дай Бог, перебьет и покалечит его жителей.