Честь дороже славы

Подчеркивая торжественность момента, императрица совершила выход, согласно заведенному при дворе ритуалу. Потемкин прибыл в ее покои заранее и успел переговорить о текущих делах.

– Батя, я читала твой рапорт, – начала императрица с похвалы своего тайного мужа. – Как скоро турецкий султан приуготовляется к новой войне с нами, то проводимые усердия на Кавказе заслуживают всяческого поощрения. Пусть ведет Якоби и далее линию, поелику это возможно. Заодно и про земледелие не забывает. Объяви ему от меня благодарность. А в своих милостях я не задержусь. Надобно вернуться к давешним планам. И Кубань укрепить подобными редутами.

– Я дал поручение штабу исследовать тамошнюю местность. А Суворову прикажу проявить усердие… Доходят до меня сведения, всемилостивейшая государыня, что ваш статс-секретарь Зорич отпускал в мой адрес нелестные высказывания. Сие, Ваше Императорское Величество, смешно и недопустимо.

– Погоди, да верно ли это? – удивленно спросила Екатерина, меняясь в лице. – Не наговор ли?

– Я могу перечислить тех особ, кто слышал словесные эскапады[26] сего голубчика.

– Будьте покойны. Я скажу ему. И церемониться не стану, – жестко пообещала Екатерина и, вздохнув, посветлела лицом. – Я выполняю, батя, твои желания. И очень довольна, что тебе понравился мой подарок, Осиновая роща.

– Вы балуете меня, Ваше Императорское Величество.

– Потому что, милюша, ты в моем сердце пребываешь…

– Матушка моя беспримерная, как бы хотелось мне верить в это… – с нажимом проговорил Потемкин и умолк, увидев входящих камер-юнгфер.

Выход императрицы начался. Впереди шествовал гофмаршал, за ним попарно камергеры, министры, сановники. На пять шагов впереди Екатерины печатал шаг в парадном мундире, сияющем орденами, с жезлом в руке, генерал-адъютант Григорий Потемкин. А сама она, свободная и величественная, плавно плыла по залу, чуть запрокинув голову и выпятив подбородок.

В «Зеркальном» зале, где был накрыт стол на пятьдесят персон, ее уже ждали приглашенные. И при появлении царицы все замерли, преклоняя головы. Ответила и она им своей милостливой улыбкой и остановилась, чтобы гости могли подойти к руке. Целование царской руки заняло минут пять. Каждый раз, смотря в глаза гостя, Екатерина старалась разгадать, каково истинное отношение к ней этого человека. Но проникнуть в тайник чужой души, увы, мало кому удавалось…

Наконец она заняла место во главе стола и пригласила всех за ней последовать. Потемкин сел по левую руку от императрицы, а справа, рядом с матерью, поместился великий князь. Супруга его после родов была еще слаба и старалась быть с младенцем неотлучно.

Обед, как всегда, начался со здравиц в честь Ее Императорского Величества. Потемкин чувствовал себя нездоровым и пил мало. Екатерина весело болтала, вовлекая в беседу гостей. Царские обеды и прежде отличались свободой и непринужденностью, но сегодня царило особое радушие. То и дело речи заводились о новорожденном Александре, о том, что он копия своего отца. Самодержице это было лестно, и она сияла от долгожданной радости, охотно поднимала бокалы с шампанским.

Однако с иностранными посланниками, как заметил Потемкин, держалась Екатерина чрезвычайно осторожно. И когда прусский посол Сольмс напомнил о немецких корнях императрицы, а стало быть, и долгожданного внука, она с усмешкой возразила:

– Он родился в России, и потому – человек русский. И служить будет этой земле!

Потемкин, исподволь наблюдая за бывшим адъютантом Зоричем, которого благословил в фавориты царицы вместо Завадовского, испытывал раздражение и против него, и против многошумного пиршества, устроенного счастливой бабушкой, чтобы еще раз подчеркнуть важность появления наследника царского престола. Соблюдая этикет, он милостиво отпросился у Екатерины, сославшись на жар.

Петербург был завален снегом. И карета мягко катилась по накатанному насту, везя его во дворец у Аничкова моста. Здесь недавно была самодержица с гостями, и они славно провели время. Но в этот день Григория Александровича преследовала грусть.

Он сменил генеральский мундир на теплый халат и прошел в кабинет. Вспомнив разговор с Екатериной, он достал беловик ордера, адресованного Якоби.