Между Яхой и Паннусом возникло препирательство из-за того, где лучше переправляться. Один указывал на дальнюю скалу, синеющую мраморной породой, а другой настаивал, что нужно идти в противоположную сторону. Там, где расступаются буки, самое широкое место и, стало быть, глубина – наименьшая. Этот довод показался мне весомей. Я доверился армянину. Однако при виде разыгравшейся стихии, кипящих тут и там водных бурунов, подбрасывающих бревна, точно спички, спорить с рекой ни у кого из нас не возникло желания. Турок с гордым видом повел нас по склону вверх, к указанной ранее скале. Но и там место для переправы мне не понравилось. Поднялись еще выше и, к удивлению, увидели над сузившимся руслом подвесной мостик. Дощечки, закрепленные просмоленной пенькой, поперек покоились на канатах. На это малонадежное сооружение, вероятно, давно не ступала нога человека. Яха привязал один конец длинной веревки к своему кожаному поясу, а другой доверил держать сербу и мне. Едва турок сделал несколько шагов, как мостик закачался, дощечки заскрипели. Но проводник продвигался вперед, и удача не отвернулась от него. Храбрец отвязал веревку и крикнул, чтобы Пьер и Милан перевели в поводу осликов. Мой слуга наотрез отказался. Пока я пытался пристыдить труса, хитроумный Паннус воспользовался замешательством и взошел на мостик, на согнутых ногах, семеня, благополучно преодолел его. Пример торговца воодушевил Милана, и тот сумел перегнать ишака через мост. Правда, на середине опасного пути испуганное животное едва не оступилось. Настал черед Пьера. Мужество у женского обольстителя подошло к концу. Он трясся и причитал, как бесноватый. Я успокаивал его, укорял, что не подобает французу так низко вести себя на глазах у иноземцев. Бледнолицый Пьер в три кольца обвязался вокруг пояса веревкой и, помолившись, подошел к краю деревянного настила, точно к эшафоту. День клонился к закату. И преступно было медлить, выжидать. К общему изумлению, Пьер встал на четвереньки и таким образом, по-собачьи, довольно быстро миновал сей отрезок земного ада. Свободный конец веревки перебросили мне с противоположного берега. Первым делом привязал ее к уздечке ослика. И когда мои спутники общими усилиями перетащили упрямца на противоположный берег, я без всякой страховки перебрался к ним. И тотчас из-за деревьев и валунов грянуло три выстрела, направленных в нашу сторону! Пули по-осиному прожужжали мимо. Дюжина горцев, в теплых шерстяных кафтанах и бараньих шапках, мгновенно окружила нас. У всех в руках были кинжалы…
19 апреля. Коротко допишу о том, чем закончилось наше пленение. Признаться, я подумал, что спасения нет. Вид у разбойников был чрезвычайно свирепый. Но главарь шайки узнал Яху, с которым заговорил, как с давним приятелем. Наконец турок указал на меня. Абрек в знак приветствия коротко кивнул. „Мне сказали, что ты купец и лекарь из далекой страны. Закон чести не позволяет нам причинять ущерб чужестранцу. Я приглашаю тебя с твоими людьми в свой аул. Вы отдохнете и подкрепитесь. А затем мой человек покажет дорогу в Кабарду“. Невероятно, но этот владелец аула по имени Андагар открылся человеком великодушным и мудрым. Нас поселили в большой комнате флигеля, который отапливался по-черному кизяками. Гостеприимство хозяев проявлялось прежде всего в том, как щедро кормили нас буйволиным мясом, бараниной, просяной кашей, лепешками на меду, – пищей, быстро восстанавливающей силы. На следующий день мы хотели двинуться дальше. Но Андагар попросил задержаться, чтобы с местными жителями встретить праздник в честь особо уважаемого в народе божества, покровителя кузнецов, – Тлепша. Действительно, кузница у черкесов издревле является священным местом, где собираются старейшины, принимаются важные для всего общества решения и возносятся молитвы языческим богам и богиням. С утра, озаренного ясным солнцем, аульцы сошлись на ровной травянистой площадке, ведущей к лесу. Были принесены сосуды с бузой. Мужчины пригнали лошадь, впряженную в плуг, разложили на земле несколько топоров. Седобородый старейшина, очевидно, их религиозный лидер, как заклинание, повторяя имя Тлепша, орошал бузой железо плуга и топоры. Присутствующие на молебне ему вторили, вздымая руки к небу. По окончании этой части ритуала женщины удалились по своим домам, а их мужья и парни предались забавам до самой темноты. Одни боролись, другие хлестали бузу, третьи стреляли из ружей по мишени: уложенному на верху валуна куриному яйцу. Поразило меня то, как искренне и простодушно веселились эти люди! Да и мы, особенно Пьер, сверх меры перебрали пенной бузы, напитка легкого, но чрезвычайно коварного…
23 апреля. Я в Кабарде. В княжестве Баматова, чье имя было указано в моем дорожном билете. Сей владетель в отъезде. Сославшись на желание в большом количестве приобрести кабардинские кинжалы и ружья, я упросил княжеского помощника сопроводить меня к нему. Сейчас мы на привале в отдаленном урочище…»
Часть четвертая
1