Честь мундира. Записки полковника

Дай Бог памяти, когда же это было? Кажется, осенью 1986 года. Я тогда служил уже в Главном политуправлении Советской армии и Военно-Морского флота (ГлавПУре) и где-то в начале октября я приехал в командировку в Афганистан. Среди множества рутинных партийно-политических вопросов мне тогда по приказу своего начальства надо было решить и еще один особый – разобраться с жалобой начальника политуправления Туркестанского военного округа (ТуркВО) на недостойное поведение командира 103-й воздушно-десантной дивизии полковника Павла Грачева. В то время представление на присвоение ему звания генерал-майора уже лежало в Кремле. А туда тоже каким-то образом просочилась информация о «хулиганской выходке» комдива на кабульском аэродроме. Из Кремля позвонили министру обороны СССР маршалу Сергею Леонидовичу Соколову, – мол, есть серьезный сигнал, надо бы разобраться с Грачевым. А потому с указом Президента СССР о присвоении полковнику генеральского звания придется повременить. Министр обороны дал указание проверить жалобу на Грачева начальнику ГлавПУра, а тот – начальнику моего управления, ну а он – мне.

А случилось вот что. Однажды на кабульском аэродроме загружался военно-транспортный самолет, который должен был лететь в Ташкент, а затем в Москву. Чрево Ил-76 уже почти полностью было набито сугубо военными грузами. А на оставшемся в конце грузового отсека месте солдаты размещали десятки коробок с подарками командования 40-й армии ташкентскому и московскому начальству. В тех коробках было и шмотье, накупленное инспекторами из Москвы и штаба ТуркВО в кабульских дуканах.

Во время загрузки самолета на аэродроме из госпиталя стали подъезжать санитарные машины с ранеными офицерами и солдатами. Некоторые из них лежали на носилках, опущенных санитарами на бетонку под хвостом самолета. Тут и подъехал «УАЗик», из которого выпрыгнул комдив Грачев. Он намеревался попрощаться со своими десантниками, которые были ранены во время недавней операции в горах. Там же оказался и майор Гартин, – он вместе с военврачом и медсестрой привез на санитарке лейтенанта – замполита батареи, которому разорвавшимся шальным душманским снарядом оторвало до колена ногу.

– Что здесь происходит?! – сурово гаркнул Грачев, увидев, что экипаж самолета готовится убирать трап, а раненые солдаты и офицеры так и остались лежать на носилках, опущенных на бетонку, – ветер бросал им в лица серую пыль.

Гартин представился комдиву и доложил, что руководивший загрузкой подполковник из штаба армии запретил вносить раненых в самолет до тех пор, пока солдаты не перенесут из «КАМаза» в Ил-76 все коробки. Коробок было так много, что места для носилок уже не осталось.

– Майор, – за мной! – крикнул Грачев и с какой-то медвежьей прытью на сильных и кривоватых ногах взбежал по трапу. Гартин – за ним. В следующую минуту десятки коробков полетели на бетонку из самолета – магнитофоны «Шарп» и джинсы «Левис» выпадали из них…

– Что вы делаете?!!! Что вы делаете?!!! – панически кричал щеголеватый подполковник из штаба армии, пытаясь с вратарским проворством ловить летящие коробки.

Грачев приказал солдатам выгрузить все коробки из самолета, а на освободившемся месте поставить носилки с ранеными. Когда экипаж поднимал трап, Гартин вытирал полевой фуражкой пот со лба и слышал голоса, доносившиеся из чрева Ил-76:

– Спасибо, товарищ комдив!

– Спасибо, товарищ полковник!

– Спасибо, Пал Сергеич!

Подполковник из штаба армии поглядывал то на Грачева, то на Гартина свирепым крысиным взглядом. Когда комдив сел в свой «УАЗик» и уехал, штабник сквозь зубы сказал Гартину:

– Я сгною тебя, майор. Капитаном будешь! А Грачу теперь не видать генеральской звезды, как своих ушей. Я уж позззззабочусь…

В тот же день Грачева и Гартина стали таскать по высоким кабинетам штаба армии и требовать объяснений. Командарм и начальник политотдела учинили им формальные допросы – голоса были суровые, а глаза смеялись. Не то, что у зама начальника политотдела полковника Двинцева. Тот кругами ходил в сигаретном дыму по кабинету, хватался за голову и приговаривал:

– Теперь капец, капец нам всем! И у тебя, Паша, и у тебя, Гартин, и у меня тоже, да-да, и у меня тоже служба наперекосяк пойдет! Сошлют в Борзю, запрут в Кушку!

Все это Гартин рассказал мне, когда я приехал к нему в артполк под Кабулом. Он выложил мне все, как на духу. И восхищался Грачевым:

– Знаешь, – говорил он, – когда Грачева и меня притащили на парткомиссию и учинили допрос, этот Двинцев сказал комдиву:

– Павел Сергеевич, а вы понимаете, что из-за этой своей хулиганской выходки теперь вряд ли получите генеральскую звезду?

– Это не страшно, – ответил Грачев, – мне страшно было бы смотреть в глаза тем раненым солдатам и офицерам, которым не нашлось места в самолете. А о моей звезде не беспокойтесь. Она меня еще найдет!