Честь семьи Прицци

— Поехали, Дом, — сказал он Дому Бага-лоне, сидевшему за рулем, и машина плавно тронулась. Они ехали через весь город в направлении Квинсборо, и до самого Лонг-Айленда никто не проронил ни слова, только Чарли представил им Айрин.

— Это Айрин, — сказал он.

— Приятно познакомиться, — ответил Сантехник.

— И мне, — поддакнул водитель.

В Брентвуде они поместили Филарджи в подвал. В одиннадцать часов вечера Чарли позвонил отцу.

— Приезжай завтра в десять, — велел тот и положил трубку.

— Нас с Айрин завтра вызывают в Нью-Йорк, — сказал Чарли Сантехнику, упомянув Айрин, поскольку согласно начальному плану — пока эта тупая курица не вывалилась из лифта — Айрин вообще не должна была ехать в Брентвуд.

— А как же машина?

— Зачем тебе машина?

— Но ты вернешься?

— Я вернусь вечером.

— Ну лады, а то без машины я как без рук.

— Чарли, захвати банку маринованных помидоров, — попросил Дом, — когда мы закупали сюда провизию, мы их забыли.

— Ты что — рехнулся? Без меня тут ничего не готовьте. Не давайте Филарджи повод для жалоб.

Все рассмеялись.

В три часа утра они с Айрин отправились в город. Сначала заехали к себе, вместе приняли душ и занялись любовью. Потом долго лежали, сплетя утомленные тела, на кровати в спальне. Айрин сказала:

— Я все не могу забыть, как этот сукин сын отшатнулся от ребенка. А если бы это был живой младенец? Он был шею себе свернул. Он мог бы калекой на всю жизнь остаться.

— О чем ты, Айрин? Почему он должен был подумать, что это и вправду ребенок?

— А что еще он должен был подумать?

— Что бы он ни подумал, его не нанимали нянчить младенцев.

В десять часов Чарли сидел в кабинете отца в прачечной.

— У нас большие неприятности, Чарли, — сказал Анджело Партанна. — Женщина, которую вы убили в отеле, была женой капитана полиции.

— О боже, — охнул Чарли. — Но что нам было с ней делать? И надо было этой дуре перепутать кнопки!

— Они пока не знают, что мы взяли Филарджи. Баба, что живет в южном номере, вернулась из театра, а у нее два трупа на полу. Журналисты, конечно, только и трубят, что о ребенке — ну о кукле. До завтра, думаю, отсутствия Филарджи никто не заметит.

— Охранник не стал ловить ребенка. Айрин бросила ему куклу, а он отступил. Настоящий профессионал, — заметил Анджело. — Когда ты собираешься отправить первое требование выкупа?

— Сначала мы хотели через три дня после того, как газеты поднимут шум, но теперь не выйдет, потому что завтра среда, а там и выходные, когда банк закрыт. Поэтому я думаю подождать до пятницы, чтобы они получили письмо в понедельник.

— В Брентвуд нужен еще один человек. Тогда они смогут работать в три смены по восемь часов каждый.

— Еще чего! Они там просто за деньги штаны протирают. Для чего им третий? Пусть ездят прошвырнуться куда-нибудь, чтобы не закиснуть, вот и все.

Глава 24

Мэйроуз позвонила Амалии и смиренно попросила аудиенции у дона Коррадо, дабы она могла поблагодарить его за то, что он вернул ей смысл жизни, получив для нее позволение вернуться домой. Не прошло и часа, как Амалия, добрая подруга, перезвонила ей и сообщила, что дедушка ожидает ее в пять часов вечера.

Мэйроуз, вся в черном, прибыла и опустилась на колени перед дедушкой, целуя его руку. Он даже покраснел от такой старомодной почтительности, прищелкнул языком и просил ее сесть рядом, не убирая руки.

Женщины в кругу Коррадо Прицци знали, что он любит касаться их рук, и виной тому служит не чувственность (давно почившая с возрастом), но желание ощутить дородность, мягкость или твердость, а также проникнуть таким образом в их тело и сознание. Он знал это по собственному опыту, полученному в детстве. Итак, держа Мэйроуз за руку, дон Коррадо принялся буравить ее сознание своими маленькими ледяными глазками. За окном лежал Манхэттен, точно поле каменной спаржи, а далее простиралась бесконечная бетонная простыня Америки.

— Амалия сказала мне, — зашелестел дон Коррадо, — что ты желаешь поблагодарить меня за разрешение вернуться домой, но я глава семьи, и кому, как не мне, надлежало обратиться к твоему отцу с просьбой о твоем водворении на место, занимать которое и есть твое неотъемлемое право?

— Благодарю вас, дедушка, — не менее напыщенно отвечала Мэйроуз, — вы вернули меня из чистилища, и я возвратилась в благодатное лоно семьи. Сердце мое, как никогда, исполнено радости.

— При твоем уме, силе и выносливости тебе следовало родиться мужчиной. Хочешь печенье?

— Это я должна преподнести вам подарок, дедушка.

— Что ж, не скрою — я всегда любил подарки.

Мэйроуз достала из сумки конверт, открыла его и вынула три фотографии, которые протянула дону Коррадо.

— Ах, кто эта красавица?

— Это жена Чарли Партанны, дедушка.

— Жена? Он женился? Когда? Почему я ничего не знаю? Свадьбы, рождения и похороны — это важнейшие события в семье.

— Это случилось внезапно, дедушка, в Калифорнии.

— Ну и ну.

— Дедушка, мой подарок — не просто фотографии. Вы помните убийство Луиса Пало?

— Да.

— Его убили, когда он сидел в машине на парковке у бара Престо Чиглионе в пригороде Лас-Вегаса.

— Я помню.