Честь воеводы. Алексей Басманов

Захар побежал к псарне, исчез в ней, потом открыл дверь в загон, и из псарни вылетели семь псов, среди них был самый свирепый и сильный пёс Крам. И государь крикнул:

   — Крам, ату его!

Мы все замерли в страхе: ведь жалко было парнишку. Крам летел впереди всех. Вот-вот он бросится на Федяшку и разорвёт его. Но что это? Мы увидели, что Федяшка в сей миг сел на землю и сложил на груди руки. И Крам в шаге от него остановился, осел задом и заскулил. Федяшка поднял руку и стал ласкать его свирепую морду, а пёс посунулся и лизнул ему лицо. Прочие же псы сели перед Крамом и Федяшкой полукругом и залаяли, но не злобно, а в знак одобрения того, что происходило. Федяшка встал и, поглаживая Крама по голове, пошёл вместе с ним к двери в загон, через которую вошёл. Юный государь смотрел на Федяшку, открыв от удивления рот. Басманов-младший оставался спокоен и только спросил государя:

   — Так ты возьмёшь меня служить к собачкам?

   — Ну похож, похож на батюшку! Такой же отчаянный Басман! — воскликнул государь. Он открыл дверь загона, велел Федяшке выйти на двор, положил руку на плечо — они были одного роста — и повёл его в палаты. Так и определилась судьба сына Алёши Басманова. Он сейчас псарём у будущего царя.

   — Сие достойно удивления, — отозвался Филипп.

Они выпили по кубку медовухи, закусили. Игнатий успел расспросить Филиппа, почему он сменил ярко-алый кафтан на монашескую мантию. Погоревали. Ещё выпили. И тут пожаловал посыльный от вологодского воеводы.

   — Боярин Давыдов из Каргополя, — обратился он к Игнатию, — примчал гонец из Москвы, потому воевода Бутурлин видеть тебя сей час желает.

   — Федяша, не обессудь, бегу. Сказывают, в Москве не токмо венчание государя, но и ещё кое-что важное. Может, потому и воевод кличут. Завтра и увидимся.

Давыдов ушёл. Но свидеться Филиппу с ним больше не пришлось. Каргопольский наместник был вынужден покинуть Вологду в ночь, ещё не ведая, что в Москве происками княгини Анны Глинской его ждала опала. И не только его, но и весь большой род бояр Давыдовых.

Филипп Колычев вскоре добрался до Москвы. Появился в ней мрачный и неутихомиренный. Вот уже третий год после казни Андрея Шуйского близ великого князя вновь встали князья Глинские. Верховодила ими княгиня Анна Глинская, бабушка государя. При ней набирали силу два её сына, князья Юрий и Михаил. Все они считали, что Филипп Колычев якобы причастен к ослеплению князя Михаила Глинского-старшего. Потому Филипп не сомневался, что как только Глинские узнают о его приезде в Москву, то не преминут посчитаться с ним. Ждал он и грязных происков со стороны князей Голубых-Ростовских. Так бы всё и случилось. Но последовала череда важных событий, которые многое изменили в окружении государя. Некоторые же события смертельно ударили по роду князей Глинских.

Но вначале было венчание великого князя. Оно пришлось на день поклонения веригам апостола Петра. Обряд венчания начался 16 января в полдень в Успенском соборе Кремля. К этому часу гости из многих городов России и московские вельможи, торговые люди, горожане заполонили собор, площадь перед ним, весь Кремль. Да и Красная площадь утонула под людским морем. Колокола уже давно благовестили. Колокольный звон был не торжественный, а ликующий.

Великолепие венчания удивило и россиян, и иноземных гостей. Фёдор не видывал ранее такой роскоши обряда. Чьей волей всё делалось с византийской пышностью? Никак уж не волею нового митрополита Макария, который встал во главе церкви после смерти митрополита Даниила. И Глинские того не могли изобрести. Позже Филипп всё-таки узнает, что торжество по подобию византийских венчаний было придумано самим великим князем Иваном. Юный честолюбец великолепием венчания решил подняться вровень с византийскими царями-императорами.

В соборе Филиппа Колычева потянуло взглянуть в лицо государя. Рассудительный, сметливый провидец Филипп открыл бы душевный мир Ивана, рассмотрел бы в нём тот родник, коим питалось честолюбие юного государя, но Филипп стоял не в числе первых близ великого князя и заглянуть пристально в его лицо не мог. Однако и на расстоянии Филипп заметил холодное свечение и остроту глаз будущего царя. Ан нет, уже царя.

В это время обряд венчания со взлёта пошёл вниз. Два хора на клиросах — женский и мужской — отпели Херувимскую. Митрополит Макарий возложил на плечи государя, облачённого в парчовую царскую ризу и богатые бармы, золотую цепь — знак царского достоинства. Он же надел царю шапку Мономаха — символ власти над землёй. И вот Макарию подали державу, а он торжественно вручил её царю. Она, словно большое золотое яблоко, была украшена драгоценными камнями. Сие было символом власти над жизнями подданных россиян. «Теперь и моё бренное тело в руках молодого царя-жестокосерда», — мелькнуло у Филиппа. Перед царём засверкал меч, который поднесли князья Михаил и Юрий Глинские. То был меч Фемиды — высший символ правды народной. Князья встали на колени и положили меч у ног царя.