Всё свершилось. Царь дважды принял миропомазание и причастие по чину священства, как духовный пастырь народа. И отзвучал хор. Клир вознёс: «Достойно есть!» И был отговорён причастный стих.
После обряда венчания митрополит Макарий и новый духовник царя священник Сильвестр возвели Иоанна Васильевича на уготованное ему царское место — тоже по византийскому канону. Божественная литургия продолжалась всенародным молением от алтаря Успенского собора до Красной площади.
День венчания завершила званая трапеза для митрополита, епископов, знатных вельмож и россиян от городов и земель державы. В числе удостоенных чести отобедать с царём был и Филипп Колычев. Обильная трапеза с переменой сорока блюд прерывалась чтением списка. Дьяки Дворцового приказа оглашали имена и фамилии бояр, князей, дворян, воевод, дьяков, священнослужителей, коих царь Иван осыпал милостями — титулами, сёлами, землями, жалованьями. Услышав свою фамилию, гости подходили к царю, припадали на колени и целовали ему руку. Когда назвали Филиппа, он с горечью подумал, что и ему предстоит пройти путь унижения, явить подобострастие и рабское повиновение. Всё взбунтовалось в его душе. И будь на то воля Всевышнего и соловецкой братии, кою он представлял в стольном граде, он бы не подошёл к молодому царю невесть какого роду-племени, но только не Рюрикова. Не было в нём крови ни Владимира Святого, ни Владимира Мономаха, чью шапку он посмел надеть. Ни Александр Невский, ни Дмитрий Донской, ни Иван Калита, ни даже великий князь Василий Иванович, якобы отец его, — никто ничего не дал царю Ивану.
Какая же сила вознесла его на трон? Ноне быть бы на троне царём сыну Соломонии, Григорию, отец коему князь из рода Рюриковичей. Крикнуть бы сие в Успенском соборе, вознести на Соборной площади, сказать простому россиянину на Красной площади. Ан не может он, Филипп, проявить волю того, кто неведомо где. Да и жив ли Григорий?
А имя Филиппа Колычева вдругорядь произнесли громче прежнего. И встал Филипп, плечи расправил, голову не то чтобы гордо нёс, но и не склонил. К царю подошёл. Иван смотрел на него не свойственным юному чаду тяжёлым взглядом.
— С чего замешкался, игумен соловецкий? — спросил царь.
— Прости, государь-батюшка, устал с дороги.
— Ты Колычев, в миру боярин Фёдор?
— Я Колычев боярского рода от Андрея Кобылы.
— Нет ли за тобой грехов державных? Отвечай не мешкая!
Фёдор знал, что, ежели промедлит, быть ему в опале. Ответил твёрдо, быстро, головы не склонив:
— Перед Русью-матушкой ни в чём не повинен.
Царь Иван улыбнулся: смел игумен. Радение за господина своего удельного князя Андрея Старицкого не есть грех. Служение опальной великой княгине — тоже. Потому и нет на нём вины державной, счёл царь. Он вновь улыбнулся, чёрные глаза при этом оставались суровыми. Сказал громко:
— От щедрот своих жалую твой монастырь землями и сёлами. Ещё прибавлю к монастырским десять соляных варниц. Доволен ли?
— От имени всей соловецкой братии благодарствую, царь всея Руси, великий князь земель обширных Иоанн Васильевич, — ответил Филипп и склонился к протянутой руке. Разум его кричал при этом: «Целую аспида, лукавством нечистых посланного россиянам!»
Два умных человека, семнадцатилетний царь и сорокалетний игумен, поиграли мирно и расстались. Но тот и другой поняли, что вступили на путь долгой и не очень отрадной игры-борьбы, и пока ещё не знали, кто выйдет в том поединке победителем. Однако оба пришли к выводу, что предстоящие забавы будут жестокими. А пока Филипп дал знак монаху, стоявшему у двери, и тот скрылся за нею, да тут же соловчане внесли в палату большой берестяной короб пушнины. Филипп открыл его, достал связку горностаев, кои блеснули золотом, положил их обратно и сказал:
— Прими, государь-батюшка, подарки от соловецкой братии.
— Передай братии, она мне любезна.
После торжеств по поводу венчания государя на царство многочисленные россияне, приехавшие отовсюду, все иноземные гости не покинули стольного града, потому как были приглашены царём на свадьбу, коя должна была состояться через две недели. По царской воле в Москву уже свозили со всех концов России самых пригожих невест. Гонцы донесли повеление государя до всех городов уже давно. И там наместники и воеводы отбирали самых красивых, умных и рукодельных девиц, да кропотливо и дотошно высвечивали у них изъяны. В московский Кремль их было привезено всего лишь двенадцать, и каждая красы и стати неописуемой. Однако суть позже Иван недоумевал: зачем он повелел столько невест приготовить? Не захотел он старый обычай возрождать, потому как у него на примете была уже юная красавица, боярская дочь Анна Романовна Захарьина-Кошкина. Он присмотрел её на богослужении в Благовещенском соборе. Ей была уготована знаменательная судьба. С пресечением династии Рюриковичей она по женской линии протянет крепкую нить к династии царей Романовых. Её племянник Фёдор Романов явится отцом первого русского царя Михаила, положившего начало трёхсотлетнему царствованию дома Романовых. Но тому быть не скоро.