ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
СЕЧИ ЗА КОЗЕЛЬСКОМ
Алексею Басманову и Фёдору Колычеву не приходилось бывать в степях южнее Москвы, куда каждый год накатывались татарские орды. Но они немало наслушались рассказов бывалых воинов о схватках со степняками и представляли себе, что такое степь, где глазу не за что зацепиться, где лесной человек чувствует себя, словно голыш на юру. Да и сотни воинов Алексея и Фёдора не знали, что такое степи. Каргополье — это реки, леса и озера во все стороны света. Однако Алексей и Фёдор явились в степь не с пустыми руками. Помня советы старых воинов, Алексей и Фёдор не держали их втуне, а пустили в оборот. Как привели они свои сотни в Москву да на постой определили в ближнем селе Никулино, так и взялись обучать их степному бою, разным уловкам, хитростям, без которых в степи не уцелеешь. Учились северяне прилежно, знали, какой ценой заплатить за неумелость драться с ордынцами. Но и северянам было что приготовить для басурман. Как-то десятский Донат, кряжистый и крепкий зверолов, сказал Алексею Басманову и Фёдору Колычеву:
— Нам бы, воеводы, рогатинами обзавестись. Как встанем на рубеже да полезут бритоголовые, так ни конному, ни пешему воину рогатины не одолеть.
Каргопольцы поддержали десятского:
— Верно Донат говорит. Даже медведь рогатины не осиливает.
— Ведомо мне сие, братцы, — отозвался Фёдор. — Сам брался в Заонежье за такой снаряд.
— С рогатиной против диких коней сподручно стоять, — добавил своё Алексей Басманов.
И ещё по крепкому весеннему насту воины сходили в лес, добыли себе рогатины из молодого дуба, вяза, берёзы, ирги. Заготовили, просушили, переплели-увязали сыромятными ремнями и вооружились неведомым для степных людей снарядом. Лесовики, у коих крепкие руки, знали, что им не страшен не только медведь, но и воин со своей игрушечной сабелькой и даже с копьём. Не достать врагу ратника с рогатиной, а он того вмиг на землю из седла выбьет. Да и коню грудь пронзит. И больше недели ратники Басманова и Колычева ходили за деревню упражняться в рукопашном бою с рогатинами.
Той порой сотни начали сводить в тысячи. Да вскоре же пять тысяч воинов встали под рукой князя Юрия Оболенского-Большого в полк правой руки. Колычеву было отрадно, что их сотни влились в полк близкого ему человека.
— Повезло нам, братец Алёша, воевать под началом такого воеводы! — похвалялся Фёдор пока будущим сродником.
— Слышал я о нём немало добрых слов, — отозвался Алексей Басманов.
Наступил день смотра полка. Молодые сотские волновались. А ну как не понравится воеводе вид лесных каргопольцев! И вот уже воевода в сопровождении тысяцких едет вдоль полка. Проезжая мимо Басманова и Колычева и увидев притороченные рогатины, князь с удивлением спросил:
— Эй, сотники, что это за справа у седел ваших воинов?
Бойкий Басманов не полез за словом в карман:
— А это каргопольцы с рогатинами.
— Вижу, что не с ухватами. Но зачем?
— Бритоголовых из седел поднимать будем, — ответил Алексей.
— Чей ты сын будешь? — спросил князь.
— Фёдора Басманова.
— О-о, ведом мне был тот славный воевода. Я запомню тебя, сын Басманов.
Сорокалетний князь был в самой силе, богатырской стати, красив лицом. Он несколько раз посмотрел на Фёдора. Спросил, однако:
— А ты никак сын боярина Степана Колычева?
— Верно, Юрий Александрович. Поклон тебе от княгини Анны и от всей семьи привёз. Как провожали, передать наказывали.
— Спасибо! Ну служи исправно, земляк. — Князь поднял руку и поскакал дальше.
Через день после смотра полк князя Оболенского-Большого выступил под Козельск. На него уже надвигалась с юга весна. И там, где-то по Дикому полю, вместе с весной катилась крымская орда. И горели на её пути понизовые казачьи станицы, хутора. Но пока у государя не было сил защитить россиян понизовых земель и придвинуть границы к самому вражескому ордынскому стану. Пока к югу вместе с правым полком князя Оболенского-Большого шёл летучий полк-ертаул[23]
под командой воеводы Дмитрия Шуйского. В том полку было всего две тысячи воинов, и главная задача его была в разведывательных действиях.В ертаульском полку шли два недруга Алексея Басманова и Фёдора Колычева. Одним из них был ратник Иван Шигона, другой — тысяцкий князь Василий Голубой-Ростовский. Князю Василию было велено идти со своей тысячей на Мценск. Бывалые воины знали, какой опасности там подвергаются малые разведывательные отряды, как часто сотни нарывались на передовые волны татарской орды и мало кому удавалось уйти из неравной сечи.
Воеводе Оболенскому-Большому на военном совете в Серпухове тоже было предписано выделить две сотни для разведки в степях за Козельском. Просили о том польско-литовские воеводы, чтобы узнать от русских о приближении крымской орды. Оболенский возражал: «Зачем кровью русичей платить за интересы Жигмунда, ежели он сам не печётся о защите своих рубежей?» Но всё-таки согласился с козельским наместником-воеводой князем Курлятевым, когда тот заявил: