Четки

— Я имею в виду ребенка, который появился перед зданием Совета в самый разгар демонстрации. Он не появился там случайно. Его вернули матери похитители, после того как она успешно выполнила задание спровоцировать меня.

— У вас есть доказательства? Полиция только-только начала расследование…

Мешают не только неудобные вопросы, отвлекают все вопросы. Мешают формулировать мысль и создавать правильный посыл.

— …и как вы догадываетесь, результаты этого расследования не будут известны до выборов. Единственное, я знаю, что эта… женщина принадлежала Провокации.

— Откуда у вас информация? Провокация находится под защитой закона об анонимности.

Интервью — это вечная борьба. Вопросы, даже те, которые задает юная неопытная журналистка, загоняют в угол и не позволяют говорить о том, что действительно важно.

— Закон не запрещает запоминать лицо провокатора с предыдущей провокации.

Но это интервью, а не монолог. Так что вопросов не избежать.

— То есть вы уже контактировали с ней раньше?

— Это покажет расследование. Я не хочу давать подсказки службам.

Пусть же эти вопросы будут именно такими, какие нужны.

— Вы считаете, что полиция работает слишком медлительно?

— Если что-то можно сделать лучше, то нужно это менять. Но я не имею в виду работу полиции. В отличие от остальных кандидатов я верю, что мир можно улучшать, если понимать его тайны. Мы не должны доживать в стагнации.

— Вы имеете в виду стабильность?

— Нет. Я имею в виду стагнацию. Это нечто другое. Стабильность дает людям безопасность, стагнация означает отсутствие развития. Изменения необходимы. Неужели вы считаете… неужели кто-либо может считать, — он посмотрел в камеру, — что маленький ребенок заслужил Элиминацию? Система гиперпревентивности наказала девочку за ошибки других. Настоящие виновники остались безнаказанными.

— Вы сами сказали, что следствие идет. Вы уже не хотите ждать его результатов?

Можно игнорировать вопросы. А что еще остается? Его критиковали все. Это последний шанс. Если он проиграет эти выборы, через четыре года новый шанс не появится. На политике можно будет поставить крест, а может, и не только на политике. Пора ответить на незаданный вопрос.

— Я много лет думал, что наихудшие оковы — это те, которых мы не замечаем. Но я ошибался. Невидимые оковы можно в конце концов увидеть, когда кто-то поумнее укажет нам на них. Наихудшие оковы — это те, которые нам нельзя видеть. Те, о которых нельзя даже говорить. Мы должны притворяться, что их нет. Такие кандалы нам никто не покажет, потому что мы видим их, но считаем их необходимым злом, чем-то, с чем нельзя бороться. В необходимости чего нельзя усомниться! — Он набрал воздух в легкие. — Я заявляю, что если я выиграю выборы, то сделаю все, чтобы в Кольце Варшава перестали существовать Провокация и Элиминация.

* * *

Мэр Иоахим Велицкий всматривался в рейтинги на экране в комнате совещаний. Он опережал Здонека на восемнадцать процентов, Крушевский был третьим, но его рейтинг тоже рос. Рос медленно, по крайней мере до голубой вертикальной линии. Потом шел резко вверх. Линия обозначала момент гипотетической публикации информации о мюнхенской катастрофе. Справа от линии все менялось. Рейтинг Велицкого стремительно летел вниз, рейтинг Здонека сразу же за ним. В день выборов все три линии пересекались.

— Люди — идиоты, — пробурчал Велицкий.

Из рапорта также выходило, что из-за отсутствия виноватых люди обвинят в трагическом происшествии нынешнюю власть. Даже если она ни на что не могла повлиять.

— Мы не удержим это в тайне до выборов, — сказал Сильвестр. — Слухи уже расползаются, журналисты вынюхивают.

— Сколько они знают?

— Они не знают, что на самом деле произошло. Знают только, что случилось что-то серьезное. Перерыв в связи между Кольцами никогда не длился дольше двух часов.

— Это можно как-то повернуть в нашу пользу? — Велицкий зажмурился. — Одни будут говорить, что это была катастрофа. Другие — что покушение. Это можно очень красиво разыграть. Ну и террористическая угроза, это запрет митингов и разрешение на слежку. Это может понадобиться… Нет, блять! — он ударил кулаком по столу. — Слишком мало времени. Это будет бессмысленно, если я проиграю. Нужно удержать это в тайне до выборов.

— Импортеры и экспортеры технологий несут убытки. Часть из них — наши спонсоры.

— Разозлятся, но им придется это проглотить. Они же знают, что на кону. Если я проиграю, они потеряют больше.

— Разве что начнут договариваться со Здонеком.

— Нет… — Велицкий покачал головой. — Не будут рисковать всем в последний момент.

— У нас еще одна проблема. — Сильвестр показал на второй график. — Чем позже снимем блокаду, тем больший риск для рейтинга. Если до выборов окажется, что это наша работа, что не было никаких солнечных помех…

Второй рейтинг выглядел еще хуже. На нем были две вертикальные линии. Первая означала момент разглашения катастрофы, а вторая — утечку информации о целевом блокировании связи между кольцами. На этом графике Здонек побеждал с пятипроцентным отрывом.