Читаем Четверг пока необитаем полностью

Ах, какое веселье! Какое веселье!

У меня эти летом все дни – воскресенье.

У меня мотыльки вечерами толкутся,

И на стенке узоры лучистые ткутся,

И, младенчески радуясь каждому мигу,

Кверх ногами держу очень умную книгу.

«Я задела муравья…»

Я задела муравья. Прошептала: «Извини».

Столько живности вокруг в эти солнечные дни.

Столько всякого того, что так просто растоптать.

Чтоб не тронуть никого, лучше всё-таки летать.

Оторваться от земли ну хотя бы на вершок

Помогает очень мне вновь написанный стишок.

«Ах, лето, вижу по глазам…»

Ах лето, вижу по глазам,

По бирюзовым небесам,

Что ты ещё не всё сказало,

Не всё в сюжете увязало,

И я, встречая твой рассвет,

Гадаю – скажешь или нет.

«У этого – кошка, у этой – цветок…»

У этого – кошка, у этой – цветок,

А этот, похоже, совсем одинок.

Спасибо ещё, мотылёк бестолковый

Порой коротает с ним век мотыльковый.

«Милый сад, сколько раз ты в стихах моих…»

Милый сад, сколько раз ты в стихах моих

                                                               был подлежащим,

То на солнце сквозным, то под ливнем

                                                          и ветром дрожащим.

Сколько раз для тебя я искала особый эпитет,

Сколько раз я боялась, что стихотворенье не выйдет.

Милый сад, если я в этот раз потерплю неудачу,

Успокой, намекни, что и я для тебя что-то значу.

«А время – оно так хитро поступает…»

А время – оно так хитро поступает:

И не истекает, и не наступает,

Лишь льётся и льётся, и не устаёт,

И не истекает, и не настаёт,

Лишь льётся и льётся широким потоком,

Кого-то при этом топя ненароком.

«Ты хочешь меня приголубить?..»

Ты хочешь меня приголубить? Я – за.

О том же мечтает твоя бирюза.

О том же заботится твой изумруд.

Люби меня, август, покуда я тут.

Не там – в странном месте и в странной поре,

Каких ни на карте, ни в календаре.

«Ты счастлив…»

Ты счастлив. Ты просто не знаешь об этом.

С тобою так нянчились нынешним летом.

Тебя так тетёшкали прошлой зимой.

Тебя в темноте провожали домой.

С утра на прогулку тебя приглашали.

Стихи о печальном писать не мешали.

«Уныние, тоска – я не по этой части…»

Уныние, тоска – я не по этой части.

Коль хочешь говорить, поговорим о счастье.

Подобный разговор и ломкий луч поддержит,

И даль, что сквозь листву желтеющую брезжит,

Резвящийся щенок и то дитя грудное,

Которое гулит, узнав лицо родное.

«Нащупала тапочки, встала, оделась…»

Нащупала тапочки, встала, оделась,

Но день начинать мне совсем не хотелось.

Хотелось остаться нигде и ни с чем,

Застрять между временем этим и тем

И чтобы лучи, что в мой дом угодили,

Свободно, легко сквозь меня проходили.

«Я туда не хочу, не могу, буду пятиться…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза
Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия