Четверо детей и чудище

Псаммиад выпрыгнул из норы, стряхнул со шкурки песок и хорошенько потянулся.

– Вот они, – благодушно сказало чудище и помахало Моди сперва одной задней лапой, потом другой.

– А где твой хвостик? – спросила Моди, вспомнив, что у обезьян обычно бывают длинные хвосты, которые болтаются из стороны в сторону.

– Псаммиад не совсем обезьяна. У него никогда не было хвоста, – сказала я.

– Вообще-то был, очень давно, – возразил псаммиад. – Весьма элегантный отросток, длинный, пушистый от основания и до кончика. Это был псаммиадов отличительный признак, и он вызывал всеобщее восхищение. Прошу заметить, я очень гордился своим прекрасным хвостом. Но вот однажды я раздулся, чтобы подать сочного мегатерия к воскресному обеду одного пещерного семейства, а мимо как раз громыхал тираннозавр рекс – а он тоже собирался обедать, вот и подумал, что из меня получится вкуснейшая закуска. Я был так поглощен раздуванием, что не замечал его, пока не увидел устремившуюся ко мне чудовищную голову с распахнутыми челюстями. Я покатился от него так быстро, как только мог, но вот хвост подобрать не успел. Челюсти клацнули – и я лишился хвоста.

– Какой ужас! – воскликнула я.

– Не стану отрицать, – согласился псаммиад. – До сих пор прихватывает в районе копчика, стоит об этом подумать. Но с годами я сумел примириться со своим новым тупоконечным обликом. Я все еще вполне привлекателен, если мне позволено будет заметить.

Псаммиад засиял от самодовольства. Я боялась поднять глаза на Шлёпу или Робби. Псаммиад – он совершенно замечательный, но с внешностью ему катастрофически не повезло. Мохнатый бочонок вместо туловища, морщинистое лицо, раскидистые уши летучей мыши, глаза, колыхающиеся на нелепых розовых стебельках, – сами посудите.

– Ну да, вы исключительно красивый, – сказала я, изо всех сил сдерживая смех.

Псаммиад благосклонно мне улыбнулся.

– Так что же, исполнить ваше желание, дети? – спросил он.

– Да, пожалуйста. Сегодня моя очередь, и мне бы очень хотелось, чтобы мы все могли летать. Будьте так добры. Если вас не затруднит. Я прям жутко надеюсь, что не затруднит, – затараторила Шлёпа.

– Разумеется, – сказал псаммиад и начал раздуваться. Он пыжился, и пыжился, и пыжился, казалось, еще чуть-чуть – и его разорвет пополам. Потом мгновенно сдулся, коротко кивнул и зарылся в песок.

В ту же секунду я почувствовала странное жжение и покалывание в спине. Шлёпа шарила сзади рукой, Робби чесал лопатки, а Моди изумленно смотрела через плечо.

– Что это? – спросила Шлёпа. – Что происходит?

Ощущение все усиливалось, в лопатках так зудело, как будто они сейчас кожу прорвут. Я буквально чувствовала, как они выпирают сквозь тонкую футболку. Я перепугалась. Изогнувшись, нащупала за спиной что-то острое, а потом мягкое, как перо, выбившееся из подушки. Перо!

– Ничего себе, по-моему, у нас крылья растут! – выдохнула я.

Два острия прорвали футболку, и, высвободившись, крылья поперли с немыслимой скоростью. Сперва они были туго скручены, как свернутые зонтики, но, когда еще выросли, у меня появилось странное тянущее, ноющее чувство. Я втянула голову в плечи, и вдруг мои длинные, темные, остроконечные крылья расправились. Я захлопала ими в воздухе, подняв вокруг себя страшный ветер. Крылья были небесно-голубые с серовато-синими кончиками.

– Смотрите, какие у меня крылья красивые! – крикнула я.

– Ты на мои посмотри! – завопила Шлёпа, кружась юлой и распахивая свои крылья как громадный плащ. Ей достались алые с золотой каемкой, ослепительно яркие.

– У меня тоже! – заорал Робби. – Звериные!  – У него крылья были чудесного темно-желтого, как песок, цвета и в коричневых пятнышках – леопардовые.

– Крылышки, крылышки! – распевала Моди, подпрыгивая и хлопая прелестными малышовыми крылышками. Сверху они были белоснежные, а изнанка – розовая. – Моди летает! – сказала она, подпрыгнула повыше… и зависла в паре дюймов над землей. Она так энергично била крыльями, что разрумянилась, и щеки у нее стали под цвет нижних перышек.

– Смотрите на Моди! – сказала я. – Она правда летает. Осторожней, солнышко, высоко не взлетай!

Я тоже замахала крыльями, и в ногах и руках появилась странная легкость. Но оторваться от земли не вышло.

– Не получается! – Робби стоял на цыпочках и размахивал крыльями, а заодно и руками тоже. – Я пытаюсь, но ничего не выходит: так и знал, что у меня не получится!

– Смотри на меня! – Шлёпа сиганула вверх и так яростно замолотила крыльями, что порывом ветра нас чуть с ног не сбило, но и она шмякнулась на землю.

– Ой! Моди, покажи, как ты это делаешь?

Моди хихикнула, взмыла вверх, болтая ножками, и повисла у нас над головами. Она попробовала описать в воздухе круг, но вместо этого, визжа от смеха, перекувырнулась, и еще раз, и еще.

– Тебе весело, Моди? – довольно окликнула ее Элис, не замечая, что драгоценное дитя вверх тормашками парит в воздухе.

– Может, так? – Шлёпа подпрыгнула. На пару секунд она вроде повисла в воздухе, но только захлопала крыльями – тут же устремилась вниз и во второй раз шмякнулась, растрепав свои новенькие перышки.