А потом… Потом они вспомнят переход через Уральские горы и башкирские степи, расскажут друг другу, что было с каждым из них за три минувших года… Ну и, конечно, поговорят о делах сегодняшних…
В мае 1921 года белогвардейцы при поддержке японцев совершили во Владивостоке контрреволюционный переворот, И теперь армия генерала Молчанова копила силы, готовилась «к походу на Кремль». В это тревожное время и направила партия на Дальний Восток Блюхера.
В ту пору на Дальнем Востоке регулярной армии, по существу, еще не было — отдельные, разбросанные по городам и железнодорожным станциям части. Да и в них неорганизованности и безалаберщины хоть отбавляй. Надо было в короткий срок перегруппировать и укомплектовать части, сократить число штабных и тыловых организаций, заняться обучением войск.
Конечно, Томин понимал, как занят главнокомандующий Народно-революционной армии, и все-таки его терпение скоро стало иссякать. Портило настроение вынужденное безделье. И когда на девятый день опостылевшего ожидания в штабе, наконец, сообщили: «главнокомандующий у себя», он чуть не бегом направился на вокзал, где среди переплетения запасных путей стоял вагон Блюхера.
— Василий Константинович! — больше Томин сказать ничего не успел: Блюхер стиснул его в объятиях, да так, что в глазах потемнело. — Ну и силища!
— А знаешь, на гербе Ярославля изображен медведь, — серьезно сказал Блюхер, — это потому, что медведей много водилось когда-то в тех краях. Вот я один из них, ярославских медведей… — И вдруг рассмеялся задорно и весело.
И все-таки Томин сразу заметил, какие глубокие черные тени залегли у него под глазами.
«Устал главком», — подумал Томин. И тут же поспешил предупредить:
— Я ненадолго. Только заявиться…
— То есть как ненадолго? Когда же и поговорить, если не сейчас. Вот только минуту обождать придется, а потом мы соорудим чайку и поговорим! — Он крепко потер наголо выбритый затылок и принялся просматривать какие-то бумаги…
Томин прошелся по старенькому, с облупленной краской на стенах вагону. Подошел к столу — оперативные карты, испещренные пометками, книги. Перелистал некоторые из них. И вдруг увидел лежащую чуть поодаль маленькую книжонку. Она была раскрыта. «Стихи», — удивился Томин.
— С казанской поры пристрастился, — сказал главком, на минуту оторвавшись от бумаг.
А потом начал рассказывать о том, как после демобилизации из царской армии решил учиться. Да не просто решил, а чувствовал неодолимую потребность в этом. И каждый вечер после работы ходил в Собачий переулок к студенту-репетитору, А студент попался лихой: брался за одну зиму пройти полный курс гимназии. Зато уроки задавал без всякой пощады. Один за другим «исчезали» ученики, не выдерживая такой нагрузки. Только Блюхер выдержал: так велика была тяга к знаниям.
«Трудная» зима не прошла даром. Когда на заводе Блюхеру поручили обучать молодых рабочих — «горчичников» (так называли на Средней Волге городских бедняков), они долго не верили, что их наставник такой же рабочий, как и они.
— Неизвестно, чему я их больше учил: токарному делу или политграмоте, — улыбнулся Блюхер.
Он замолчал, очевидно что-то припоминая, и Томин решил, что наступило время поговорить о делах.
— Василий Константинович, вот я приехал…
— Хорошо, что приехал. Нам сейчас позарез хорошие командиры нужны. Поэтому и вызвал, — кивнул Блюхер, продолжая думать о чем-то своем. Потом нарочито грозно сказал: — Подожди с делами. Все дела да дела! — И, взяв из рук Томина книжку стихов, улыбнулся: — А это разве не дело? Я вот иногда чувствую — устал до смерти, надо бы поспать. А спать некогда, через час оперативное совещание или еще что-нибудь. И я принимаюсь за стихи… И всегда думаю: почему они так действуют на меня?
— Не всякие ведь стихи.
— Верно. Но ведь есть такие, что сразу за душу берут. Вот послушай…
Когда ординарец приоткрыл дверь в салон, он увидел, что главком стоит у окна и что-то горячо и громко говорит.
Ординарец подумал, что Блюхер отчитывает нового командира, и хотел уже осторожно прикрыть дверь, но вдруг понял, что главнокомандующий читает стихи.
Закончив читать, Блюхер улыбнулся и сказал:
— Вот сейчас в отрядах мы создаем школьные команды. Бойцы будут готовиться к боям и грамоте обучаться. И не только для того, чтобы газеты и политическую литературу читать. Но и стихи тоже! Иной раз они помогут понять то, что раньше невдомек было. Иной раз заставят помечтать о той жизни, за которую воюем. А без этого нам, Николай Дмитрич, никак нельзя!
Ординарец осторожно прикрыл дверь и схватил трубку надрывавшегося телефона.
— Главком занят! — строго сказал он. И, подумав, добавил: — Важным делом, без которого нам никак нельзя!
«НИЧЕЙНЫЙ» КОНЬ
На окраине села гомонила и шумела толпа партизан. Одни расположились на склоне холма, под которым протекала мелководная речушка, другие сидели на перекладине изгороди, то и дело срываясь с места, чтобы принять участие в шумном споре.