Четверть века назад. Часть 1

Ольга Елпидифоровна была права: комната Лины — ея кабинетъ — если не по удобству, то по строгости своего вида напоминалъ, дйствительно, монашескую келью. Полъ обтянутый верблюжьимъ сукномъ, ситцевыя занавси съ темнымъ узоромъ по блому фону, простой дубовый столъ, съ большимъ на немъ портретомъ отца ея въ черной рам, такой-же длинный шкафъ съ книгами, плетеные соломенные стулья приставленные къ стнамъ, а на стнахъ старинныя, пожелтвшія по краямъ, въ черныхъ же рамахъ, гравюры библейскаго содержанія, — все это свидтельствовало о странномъ душевномъ настроеніи у двушки съ милліоннымъ приданымъ… Единственно цнные, но того-же строгаго, религіознаго характера, предметы въ ея поко представлялись въ виднвшихся изъ растворенныхъ дверей ея спальни старинномъ католическомъ, изящной венеціанской рзьбы, prie Dieu, на которому лежала объемистая, переплетенная въ бархатъ, съ золотыми застежками книга — Евангеліе или Молитвословъ, — и надъ нимъ драгоцнное по работ Распятіе изъ слоновой кости на крест изъ чернаго дерева… Въ углу той-же спальни золоченая лампадка лила свой блдный пламень среди яркаго дневнаго свта предъ родовою, изукрашенною смарагдомъ и алмазомъ иконою Пречистой Матери Одигитріи, когда-то, посл казни Шастуновыхъ при Бирон, зарытой въ землю врнымъ слугою, и возвращенною имъ при Елисавет послднему представителю ихъ рода. Князь Ларіонъ, которому она перешла по наслдству отъ отца, подарилъ ее Лин…

Она пошла къ нему на встрчу:

— Вамъ нужно говорить со мною, дядя?

— Да… я сейчасъ отъ твоей матери…

— Она не-здорова? вскрикнула княжна.

— Здоровехонька! отвчалъ онъ, — рчь не о ней…. О теб!..

Онъ никакъ не могъ совладать со своимъ голосомъ: онъ ему измнялъ, — онъ чувствовалъ.

— Гд-бы у тебя ссть? сказалъ онъ, самъ въ эту минуту избгая ея глазъ, — у тебя во всей комнат одно кресло.

— И садитесь на него, мн все равно гд ссть.

Онъ подошелъ къ креслу, окинулъ взглядомъ комнату, — отыскивая мсто потемне, — и придвинулъ его къ стн за оконную занавсь.

Лина помстилась на стулъ у того-же окна, и ждала, сложивъ руки на колняхъ….

— Ныншней зимою, началъ князь, — былъ у твоей… у Аглаи Константиновны, графъ Анисьевъ, сынъ этой…

Она утвердительно кивнула.

— Ты его видла?

— Да.

— Говорила съ нимъ?

— Кажется… Да, конечно, говорила…

— Разговоръ этотъ, повидимому, — князь Ларіонъ, старался усмхнуться, — не произвелъ на тебя особеннаго впечатлнія?…

Она чуть-чуть пожала плечами.

— Этотъ господинъ прибудетъ теперь сюда ко дню твоего рожденія.

— Да? проговорила она съ внезапнымъ замираніемъ….

— И объ этомъ… объ этомъ, невольно запинаясь повторилъ князь, — я пришелъ поговорить съ тобою….

Словно зарница промелькнула въ спокойныхъ до сей минуты глазахъ Лины. Она выпрямилась на своемъ стул…

— Твоя… Этого господина, выговорилъ наконецъ князь, — прочатъ теб въ мужья!

— Ради Бога! Дядя! могла только выговорить Лина умоляющимъ языкомъ.

Онъ схватилъ обими своими ея свободную руку…

— H'el`ene, другъ мой, я понимаю… я зналъ… я хотлъ сказать… Ради Бога, не отчаивайся!..

— Ничего дядя…. нтъ… я…

Она будто сжалась вся, закрыла на мигъ глаза, открыла ихъ, тихо высвободила свою руку…

— Говорите! промолвили ея блдныя губы.

Онъ собрался съ силами — и тихо спросилъ:

— Онъ не по теб, H'el`ene?

— Нтъ! твердо проговорила она, и головой закачала.

— И былъ не по теб… и тогда, — когда ты его увидла въ первый разъ? — съ замирающимъ сердцемъ спросилъ опять князь Ларіонъ.

Она какъ бы поняла разомъ и то, что хотлъ онъ сказать, и то чувство которое побуждало его къ этому вопросу. Еле замтный румянецъ проступилъ сквозь снговую блдность ея ланитъ.

— И тогда, дядя! какъ бы поспшила она успокоить его, — и тогда!..

Онъ замолкъ, судорожно, крпко сжавъ вки, какъ бы отъ солнца…

— Годъ тому назадъ, въ эту пору, помнишь, заговорилъ онъ посл долгаго молчанія, — мы были въ Гмунден, на возвратномъ пути изъ Италіи… Какой-то невдомый еще людямъ уголокъ! Ни одной души знакомой, цлыя три недли! Помнишь наши безконечныя прогулки въ лодк по Траунзее?…

— Помню, беззвучно отвчала она.

— Вдь лучше было тогда, H'el`ene, лучше?…

Она не отвтила.

Онъ горько, горько улыбнулся. Безумецъ, онъ могъ хоть на мгновеніе вообразить себ что отъ этого воспоминанія зазвенитъ какая-нибудь струна въ ея душ! Прогулки по озеру въ лунныя ночи — съ нимъ! Онъ такой юный, милый, интересный Шиллеровской герой…

Онъ всталъ, прошелся по комнат, опять слъ…

— Это ршено, я вижу, еще въ Рим, заговорила между тмъ Лина, — мн тогда ничего не сказали, и теперь…

— Зачмъ теб сказывать! злобно засмялся князь Ларіонъ;- въ ея просвщенныхъ понятіяхъ ты — вещь, или… какъ бишь это говоритъ въ Гамлет господинъ Гундуровъ? — «зврь безъ разума и чувства»…

— Дядя! прервала его Лина, не подымая головы, — я васъ прошу не говорить мн ничего про maman…

— Ни про…

Онъ отрзалъ вдругъ, какимъ то сверхъ естественнымъ усиліемъ заставилъ разомъ смолкнуть все что въ этотъ мигъ рвалось, рзало и клокотало въ его груди, глядя на эту опущенную, печальную, божественную головку, и тихо заговорилъ опять: