Четверть века назад. Часть 1

А все-же она молчала и таила отъ Ашанина то что, она знала, должно было пасть сокрушающимъ ударомъ наголову его друга. И самую покровительственную свою руку отняла она теперь отъ этого его друга и княжны. Не въ выгодахъ бойкой барышни было боле «сближать» ихъ. Ненавистному ей князю Ларіону наносился ударъ почище чмъ то чего могла она ожидать отъ любви къ княжн Гундурова. Передъ нею лично открывались новые, широкіе горизонты, и въ виду ихъ, разсуждала она, ей слдовало бы даже теперь всми зависвшими отъ нея средствами «мшать» этому сближенію. Но Ольга Елпидифоровна, въ душ своей относилась къ княжн съ крайнимъ пренебреженіемъ. Въ ея понятіяхъ, Лина была ничто иное какъ «вялая рыба», безъ искорки того «огня жизни», которымъ внутренно гордилась сама барышня, и который, дйствительно, горлъ въ ней неугасаемо какою-то вчно брызжущею струею;- «достаточно мн, ршила она, только не помогать имъ, а безъ меня они ни до чего не дотолкуются!»… И она отошла отъ нихъ тмъ легче, что Лина не замчала ея измны, какъ незамчала передъ тмъ ея услугъ. Лин нечего было «дотолковываться» съ Гундуровымъ, — они понимали другъ друга безъ словъ, она, дйствительно, ему врила какъ «врила» Офелія своему принцу, и чувствовала что ея Гамлетъ никогда не скажетъ ей: «я не любилъ тебя!»… Страннымъ чувствомъ — ничего подобнаго не бывало съ нею до сихъ поръ — исполнена она была теперь: она словно витала вн времени и пространства, какъ витаютъ безплотныя души, уносилась мимо бгущимъ мгновеніемъ, не задумываясь, не тревожась, не заботясь о будущемъ, — объ этомъ грозномъ, исполненномъ тоски и муки будущемъ, которое надвигалось къ нимъ все ближе и ближе. Она будто забыла о немъ. Ей жадно, какъ Гундурову, хотлось теперь также «жить, просто жить», — и она жила, зная что, какъ мотыльку, ей суждено было этой жизни лишь нсколько краткихъ часовъ, — и не останавливаясь на этой мысли. Когда порою глаза ея встрчались съ глазами Гундурова, вся душа ея выливалась въ этомъ мимолетномъ взгляд и, мгновенно поникая взоромъ, она замирала какимъ-то неизъяснимымъ блаженствомъ, чувствуя что и сквозь опущенныя вки проникали ее лучи безконечной нжности лившіеся изъ его глазъ. Когда на сцен она говорила о «нектар клятвъ» Гамлета, она знала что эти никогда не слышанные ею отъ него клятвы онъ повторялъ ихъ въ эту минуту въ своемъ сердц, стоя за кулисой и безмолвно внимая ей, — и дтски-лукавая улыбка каждый разъ скользила по ея губамъ когда выходившій тотчасъ вслдъ за нею Зяблинъ-Клавдіо начиналъ, говоря про того-же Гамлета:

— «Любовь? О нтъ! Онъ не любовью боленъ»…

Однажды проходя мимо Факирскаго, разсуждавшаго на этотъ разъ съ Духонинымъ о какихъ-то университетскихъ преданіяхъ, она услышала какъ онъ говорилъ: «Гундуровъ, напримръ, Гундуровъ былъ изъ ряду вонъ студентъ!»… И съ этой минуту она полюбила Факирскаго, «растрепанный видъ» котораго ей долго ненравился, и находила предлоги каждый день заводить съ нимъ разговоръ… Съ Ашанинымъ, съ Вальковскимъ, она была необычайно привтлива… Она любила все что любило его, что онъ любилъ; она перечитывала по вечерамъ мста поэтовъ, о которыхъ въ продолженіи дня ему случалось упомянуть; каждый день горничная ея ставила ей на столъ большой букетъ блыхъ лилій, отъ сильнаго запаха которыхъ нердко болла у нея голова, потому что однажды, гуляя съ ней по цвтнику, онъ сказалъ ей что она «непремнно должна любить лиліи»… Она двственнымъ чутьемъ своимъ чуяла что никто посл отца ея не любилъ, и «не могъ бы» полюбить ее такъ нжно и такъ свято. Дядя?… Тоже чутье всегда предваряло ее противъ его чувства къ ней, говорило ей что общанная имъ теперь «поддержка» была съ его стороны жертва, которою томился и страдалъ онъ. Онъ посл того разговора съ нею словно избгалъ ее, — избгалъ всхъ, и по цлымъ днямъ не выходилъ изъ своего покоя. Мать! Но она и теперь, ршивъ ея судьбу, не почитала нужнымъ сообщить ей объ этимъ… Самъ братъ, Вася, этотъ мальчикъ, которымъ она одна занималась въ семь, при урокахъ котораго она неизмнно присутствовала, котораго она всмъ любящимъ сердцемъ своимъ старалась оградить отъ недружелюбныхъ отношеній къ нему князя Ларіона, отъ губительнаго на него вліянія материнскаго тщеславія, — онъ не любилъ ее, — она это теперь боле чмъ когда-нибудь чувствовала, — не могъ любить, этотъ холодный не по лтамъ, уже испорченный сердцемъ мальчикъ… Нтъ, «они были теперь вдвоемъ на свт» съ Гундуровымъ, съ этимъ случайнымъ Гамлетомъ, съ которымъ она познакомилась тому дв недли…. «Кто-же еще будетъ съ нами?» какъ у испуганной голубки проносилось въ душ Лины, когда иной разъ дкое сознаніе неизбжной дйствительности внезапно пробуждало ее изъ міра «грезъ любви первоначальной».

— А гд это наша милая тетушка (и какъ сказалось у нея эта «наша» она сама не знала) — Софья Ивановна? спросила она разъ Гундурова.

— А вы бы желали ее видть? вскликнулъ онъ, блеснувъ радостнымъ взглядомъ.

— Да. За нею, знаете, какъ-то такъ спокойно себя чувствуешь! отвчала Лина не ему, а своей мысли…

Онъ обожалъ ея «особенныя словечки»…

— Я за нею съзжу, если хотите?

— Създите!