Четверть века назад. Часть 1

— До вчерашняго дня, началъ снова Сергѣй, дѣлая непомѣрныя усилія чтобы совладать со своимъ то и дѣло обрывавшимся отъ волненія голосомъ, — между нами не было сказано ни одного слова, Елена Михайловна. Но вы, вы не могли не знать… Съ первой встрѣчи, съ перваго, кажется, услышаннаго мною звука вашего голоса я… я былъ унесенъ… Я понялъ что вы, и уже никто никогда болѣе въ жизни… Я не говорилъ… не смѣлъ, я не знаю что сильнѣе говоритъ во мнѣ, обожаніе или благоговѣніе мое къ вамъ! вырвалось у него съ неудержимою силой.

— Къ чему это, Сережа! съ мучительною тоской въ голосѣ попыталась прервать его опять Софья Ивановна, между тѣмъ какъ Лина, недвижная въ креслѣ своемъ, неотступно и жадно глядѣла на него.

— Оставьте… чуть слышно промолвила она.

— Но то что вы сказали мнѣ вчера, княжна, когда пріѣхалъ… этотъ… петербургскій… даетъ мнѣ право… Я понялъ, ваши родные выбрали, вызвали сюда этого человѣка… Но вы? ради Бога, говорите, вы сами?…

— Я не пойду за него, твердо произнесла Лина, не отводя отъ Гундурова своихъ глубокихъ, васильковыхъ глазъ.

— Не пойдете! вскрикнула Софья Ивановна, и тутъ же испуганно воззрилась на племянника.

Онъ зашатался какъ бы ошеломленный блескомъ молніи, мгновеннымъ блескомъ провидѣннаго сквозь тьму безконечнаго, лучезарнаго счастія.

Софья Ивановна вскочила съ мѣста. Лина откинулась въ спинку своего высокаго кресла и закрыла лице обѣими руками.

Онъ совладалъ съ собою и безшумно опустился на стулъ противъ нея, высоко дыша и съ судорожнымъ помаргиваніемъ вѣкъ, отъ котораго все предъ нимъ двоилось и какъ бы застилалось туманомъ; но голосъ его зазвучалъ ровнѣе, мысли цѣплялись послѣдовательнѣе одна за другую.

— Мы знакомы три недѣли, княжна, а для меня будто прошли года съ тѣхъ поръ, будто ни одного дня въ жизни не было у меня безъ васъ…. Въ нашихъ разговорахъ съ вами, или случалось мнѣ при васъ разсуждать съ другими, я чувствовалъ у васъ неизмѣнный откликъ на мои слова, на мои вѣрованія… Все въ васъ говорило мнѣ о сочувствіи, о довѣріи… А довѣріе, а любовь, Елена Михайловна, не это ли называется счастіемъ на этой землѣ?

— Да перестанешь ли ты! сама едва сдерживая слезы, топнула на него тетка, — погляди-на нее!

Блѣдныя руки Лины недвижимо теперь лежали на ея колѣняхъ; она глядѣла на Гундурова съ выраженіемъ безмѣрной печали.

«Счастіе…» Онъ смѣлъ говорить о счастіи!.. Вся тщета его увлеченія говорила ему теперь въ этихъ помертвѣлыхъ рукахъ, въ этой безотрадности взгляда. Разговоръ его съ княземъ Ларіономъ припомнился ему разомъ отъ слова до слова.

Онъ кинулся къ ней.

— Елена Михайловна, ради Бога, неужели надежды нѣтъ?

— Попробуйте! проговорила она, все глядя, и какъ бы не имѣя уже силы не глядѣть на него.

— Ваша матушка?…

Она тоскливо опустила голову внизъ.

— Послушайте милые мои, вмѣшалась Софья Ивановна, — дѣло у васъ зашло такъ далеко… Господи, могла ли я этого ожидать… такъ внезапно! Зашло такъ далеко…. Пора объ этомъ поговорить толкомъ… Ахъ, ты моя дорогая, бѣдная, — не совладавъ съ собою, кинулась вдругъ Софья Ивановна на шею Лины и залилась слезами.

— Ну, довольно, довольно! Она также быстро откинулась отъ княжны, опустилась на свой диванъ, торопливо нюхнула изъ своей золотой табакерки, и съ полными еще слезъ глазами заговорила опять:- такія сцены никуда не годны; и очень нужно было тебѣ! погрозила она пальцемъ Сергѣю. — А я вотъ что, моя дорогая, сдѣлаю, обратилась она опять къ княжнѣ,- я завтра же поговорю съ вашею матушкой. У нея могутъ быть, конечно, свои виды… Но скажемъ и такъ: Гундуровы вѣдь не съ улицы, не первые встрѣчные. Сережа родомъ Шастуновымъ не уступитъ. А богатства вашего, милая, ему не нужно, да и вамъ также, сколько я могла замѣтить. Вамъ на бѣдныхъ развѣ деньги нужны, — такъ? Такъ у насъ съ нимъ всегда на это найдется….. А я всегда даже боялась большаго богатства для Сережи: совѣстно какъ-то, да и человѣкъ будто при немъ глупый становится, уже смѣялась Софья Ивановна. — Такъ я все это такъ завтра вашей maman и скажу!.. Ну, а если она слишкомъ заартачится, я за князя Ларіона примусь; что бы онъ тамъ ни думалъ, а все же онъ пойметъ скорѣе, я такъ полагаю… Вы какъ думаете, милая?

— Дядя? сказала Лина, и слабый румянецъ зардѣлся на ея блѣдныхъ щекахъ, — онъ… да… онъ даже сегодня…

— Онъ васъ такъ любитъ!

— Да…. любитъ, повторила она съ какою-то странною въ эту минуту задумчивостью.

— И если онъ будетъ знать… что это ваше желаніе?

— Онъ знаетъ.

— И что же?

— Онъ… Я надѣюсь… да, молвила княжна, — онъ будетъ говорить maman.

— И прекрасно! начала было Софья Ивановна.

Гундуровъ перебилъ ее, — въ душѣ его все сильнѣе теперь росла тревога:

— Елена Михайловна, ради Бога, скажите прямо: надѣетесь ли вы на заступничество князя Ларіона Васильевича?

Она приподняла голову:

— Да, онъ заступится!..

— И вы надѣетесь — съ успѣхомъ?

— Нѣтъ! сказала она.

— Нѣтъ?… У него сердце упало… — А… а тогда же что? пробормоталъ онъ, заикаясь…

«Вотъ оно когда пришло!» мучительно сказалось въ душѣ Лины.

— Я противъ воли maman не пойду! услышалъ приговоръ свой Гундуровъ…

Въ глазахъ у него помутилось…