Четверть века назад. Часть 1

Успѣхи его не ограничивались службой: онъ былъ однимъ изъ самыхъ видныхъ, изъ самыхъ отличаемыхъ кавалеровъ придворныхъ и великосвѣтскихъ баловъ, и козеровъ, «избранныхъ» гостиныхъ, танцовалъ отлично и не со всѣми, сыпалъ кстати фразами изъ Revue des deux mondes, которую читалъ неукоснительно предъ каждымъ своимъ вечернимъ выѣздомъ, рисовалъ весьма удачно благонамѣренно остроумныя каррикатуры, и, по общему признанію своихъ гвардейскихъ сверстниковъ, умѣлъ «какъ никто» носить военный мундиръ, при самомъ строгомъ соблюденіи стѣснительной формы того времени, — тайна и понынѣ, говорятъ спеціалисты, не каждому дающаяся. Ни у кого такъ ловко не пропускался мимо локтя толстый аксельбантъ изъ-подъ свисавшаго «à la grognard» эполета, такъ не пригнаны были «въ разъ» суженные книзу рейтузы къ лакированному сапогу, такъ щегольски мягко не ложились складки просторнаго сюртука кругомъ высокаго и тонкаго стана. «L'extrafin de nos officiers!» говорилъ про него самъ военный министръ, князь Чернышевъ, любуясь имъ на балѣ сквозь одноглазый золотой лорнетъ, и улыбаясь по этому случаю подъ завитымъ парикомъ блестящимъ воспоминаніемъ собственнаго своего былаго…

Побѣды свои Анисьевъ считалъ дюжинами… Еще будучи камерпажомъ, говорили злые языки, онъ былъ замѣченъ

«Блестящей Ниной Боровскою,
„Сей Клеопатрою Невы.[26]

“

бывшею тогда уже сильно sur le retour, но удивительно сохранившаяся «мраморная краса» которой могла плѣнить и не семнадцатилѣтняго юношу, и пріобрѣлъ отъ нея послѣдній лоскъ, «le dernier coup de pinceau», той лѣниво-холодной небрежности пріемовъ, того полунасмѣшливаго, полускучающаго тона рѣчи что почитались тогда высшимъ выраженіемъ свѣтской элегантности, и предъ которыми клали оружіе самыя неприступныя тогдашнія львицы…