Четверть века назад. Часть 1

Но, увы, не однѣ розы цвѣли въ существованіи этого «баловня петербургской фортуны», какъ выражались еще старички въ тѣ времена; были въ немъ и тернія, и очень колючія для него тернія. Прежде всего, онъ былъ раззоренъ. Доходовъ съ дѣдовскаго имѣнія, кое-какъ сохраненнаго ему матерью, оказалось съ перваго же года поступленія его въ гвардію недостаточно для того широкаго пошиба жизни которымъ онъ счелъ нужнымъ зажить. Молодой честолюбецъ не наслѣдовалъ ни однаго изъ забубенныхъ свойствъ своего покойнаго родителя, но въ его раннихъ разчетахъ этотъ широкій train былъ необходимъ ему для того чтобы не только сразу поставить себя на одну ногу съ крупнѣйшими представителями тогдашней богатой гвардейской молодежи, но и попасть въ число тѣхъ избранныхъ изъ нихъ счастливцевъ блистательное будущее которыхъ, благодаря высокому іерархическому положенію ихъ отцовъ, намѣчено было, такъ-сказать, заранѣе. «Qui ose tout, а tout, доказывалъ онъ матери, пугавшейся его расточительности:- кто съ самаго начала заявляетъ что онъ бьетъ на большое, тотъ его на половину уже получилъ; чтобы и мнѣ быть тѣмъ же чѣмъ будутъ Привислянскій и Воротынцевъ я теперь же не долженъ уступать имъ ни на шагъ!» И онъ не уступалъ, но не прошло пяти лѣтъ какъ долги его уже превышали цѣнность всего его имѣнія, и онъ могъ еще держаться на желаемой высотѣ лишь благодаря большой игрѣ, которая пока везла ему довольно постоянно. Но счастье могло со дня на день измѣнить ему, и тогда… Анисьевъ не допускалъ этого «тогда», онъ слишкомъ вѣрилъ въ себя и свою звѣзду, не допускалъ чтобъ онъ когда-либо могъ быть вынужденъ «скатиться на салазкахъ внизъ», какъ выражался онъ въ тайныхъ бесѣдахъ съ самимъ собою, но ему часто приходилось очень трудно… Къ тому подходило и время, ему минуло тридцать лѣтъ, пора было ему окончательно устроиться, укорениться тѣмъ что называется un beau parti въ этомъ петербургскомъ свѣтѣ въ которомъ и онъ и его сильный дядя все какъ бы еще почитались пришлыми, не имѣвшими тамъ ни преданій, ни связей родства… Но задача эта была не легка при тѣхъ условіяхъ въ какихъ онъ задумывалъ ее: на половинѣ помириться онъ не могъ, ему нужно было и звонкое въ свѣтѣ имя, и большое состояніе. А онъ, — Анисьевъ зеленѣлъ отъ злости когда думалъ объ этомъ, — онъ, какъ ни бился, все же былъ ни Привислянскій, ни Воротынцевъ; онъ говорилъ себѣ, кусая губы, что ему нельзя было какъ они «кинуть платокъ любой русской невѣстѣ, въ увѣренности что она бросится подымать его»; онъ зналъ два-три дома въ Петербургѣ гдѣ, несмотря на дворскую къ нему милость, на завидное его служебное положеніе, успѣхъ для него былъ бы болѣе чѣмъ сомнителенъ… И онъ часто не безъ глубокой внутренней тревоги выглядывалъ, перекидывалъ, въ умѣ, соображалъ… И вотъ однажды его мать, поселившаяся за границей экономіи ради, пишетъ ему изъ Рима что она нашла ему «la perle des partis comme nom, fortune et distinction», что эту перлу никто, къ счастью, въ Петербургѣ не знаетъ, и что она повела дѣло такъ что заручалась заранѣе согласіемъ матери дѣвушки, — «unepersonne tout-à-fait impossible», говорилось при этомъ въ скобкахъ о злополучной Аглаѣ, почитавшей графиню Анисьеву своимъ лучшимъ другомъ, которую (то-есть Аглаю) она совѣтуетъ сыну, когда онъ женится на дочери, какъ можно менѣе пускать къ себѣ въ домъ, «parce qu'elle est d'une bêtise tout-à-fait compromettante». О князѣ Ларіонѣ упоминалось въ письмѣ какъ о человѣкѣ предъ «деспотизмомъ» котораго, повидимому, преклоняется безропотно вся семья его брата, но съ которымъ графиня, какъ ни старалась, не могла сойтись: «c'est un homme fort rébarbatif», писала она, «et souffrant évidemment d'une ambition rentrée.» NB поставлено было вслѣдъ за послѣдними строками.

«Молодецъ maman, сказалъ себѣ Анисьевъ, дойдя до этого NB, — сейчасъ догадается гдѣ дверь скрипитъ!.. Эта скрипучая дверь, сообразилъ онъ тотчасъ въ свою очередь, должна быть по возможности скорѣе „смазана.“ Этотъ неудобный дядя, „cet original à opinions avancées, котораго спустили тому два года,“ надо было „бросить скорѣе кость его голодному честолюбію.“ Весь вопросъ для Анисьева состоялъ единственно въ этомъ; несмотря на свои еще молодые годы, онъ въ теченіе своей служебной и свѣтской жизни такъ мало привыкъ встрѣчаться съ человѣческимъ безкорыстіемъ что ему и въ голову не пришло чтобъ этотъ „оригиналъ“ въ вопросѣ о будущемъ племянницы могъ руководствоваться какими-либо не истекающими изъ его личнаго интереса соображеніями… Анисьевъ кинулся къ дядѣ. На его счастіе, „la combinaison Шастуновъ,“ предложенная имъ, имѣла, какъ оказалось, даже болѣе шансовъ на успѣхъ чѣмъ могъ онъ надѣяться въ первую минуту. — „О немъ недавно вспоминали какъ объ очень умномъ человѣкѣ,“ сообщилъ племяннику сановный царедворецъ, „лично онъ былъ всегда пріятенъ. Дай срокъ, я напомню при случаѣ.“