Четверть века назад. Часть 1

И онъ напомнилъ. Ко времени пріѣзда Шастуновыхъ въ Россію поступленіе обратно князя Ларіона на службу было въ принципѣ благосклонно допущено въ высшихъ сферахъ. Въ теченіе зимы Анисьевъ успѣлъ увидать Лину въ Москвѣ, околдовать ея матушку. Къ этому же времени дядѣ его стало видно на какой постъ могъ бы быть предложенъ его новый protégé. Но въ виду разсчетовъ племянника опытный, сановникъ представилъ дѣло такъ чтобы „сначала пустить пробный шаръ,“ то-есть узнать чрезъ третье лицо на сколько вообще готовъ принять князь Ларіонъ то что имѣютъ предложить ему, а то молъ онъ „пожалуй откажется, скажетъ что усталъ, старъ, такъ чтобы какъ-нибудь не компрометироваться…“ Рѣшено было послать письмо къ графу, въ Москву, въ которомъ бы не заключалось ничего положительнаго. Положительное, въ планахъ дяди и племянника, должно было быть выговорено лишь тогда когда Анисьевъ увѣрится лично что ему со стороны князя не грозитъ никакимъ затрудненіемъ; въ противномъ случаѣ дядя бралъ на себя „похоронить“ свыше одобренную „комбинацію…“ Все было разчитано такъ чтобы нашъ полковникъ, посланный въ концѣ зимы съ разными порученіями въ восточную Россію, могъ на возвратномъ пути быть въ Сицкомъ къ тому времени когда письмо дяди его къ графу станетъ уже извѣстнымъ князю Ларіону.

XXXII

И вотъ онъ сидѣлъ теперь предъ княгиней Аглаей во всей своей красѣ, со своимъ аксельбантомъ черезъ локоть и слегка свисшими на грудь эполетами, со своею лоснившеюся какъ воронье крыло, коротко остриженною головой и форменными, приподнятыми крючкомъ вверхъ усами, въ лакированныхъ сапогахъ, и съ запахомъ свѣжаго, продушеннаго бѣлья, — онъ совершилъ туалетъ свой на станціи предъ Сицкимъ, — сидѣлъ съ чашкою чая въ рукѣ, и слегка картавя, и какъ бы вовсе не замѣтивъ холоднаго пріема сдѣланнаго ему Линой, сообщалъ ея матери какой-то парижскій анекдотъ, вычитанный имъ наканунѣ въ московскомъ англійскомъ клубѣ въ фельетонѣ виконта де-Лоне [27].

Соль этого анекдота была для княгини Аглаи недоступна, но она смѣялась на вѣру, и глядѣла на разкащика совершенно посоловѣлыми отъ восхищенія глазами, гнѣваясь въ душѣ на дочь за ея «manque d'epressement» къ этому обворожителю, и въ то же время искренно сожалѣя о томъ что она сама себя лишаетъ удовольствія его слушать

«Успѣетъ впрочемъ! утѣшала себя мысленно наша княгиня, и принималась снова сладко улыбаться и глядѣть на Анисьева такъ, какъ будто онъ былъ Zuckerpüppchen, сахарная кукла, которую она вотъ-вотъ и проглотитъ сейчасъ…

Князь Ларіонъ, въ свою очередь, слушалъ Анисьева не сводя съ него глазъ, и тайная недоброжелательность ихъ выраженія не ускользнула отъ зоркаго вниманія петербургскаго карьериста. Она удивила его: „неужели же графъ еще ничего не успѣлъ ему сообщить?“ думалъ онъ, но его изысканная любезность, повидимому, отъ этого только удвоилась.

Князь заговорилъ о Симбирской губерніи, изъ которой возвращался молодой дѣлецъ.

— Каковъ тамъ губернаторъ? спросилъ онъ между прочимъ.

— Про то старшіе знаютъ, отвѣчалъ тотъ, заслоняя уклончивость отвѣта его шутливымъ тономъ; — лично я могу только быть ему очень благодарнымъ за содѣйствіе его всякій разъ когда оно мнѣ было нужно.

— Вы были посланы по рекрутскому набору?

Анисьевъ молча наклонивъ голову.

— Но онъ давно конченъ…

— Я имѣлъ еще другое порученіе, коротко отвѣчалъ флигель-адъютантъ; — но объ этомъ я подъ страхомъ, смертной казни говорить не дерзаю, словно договорило его лицо, которому онъ мгновенно придалъ сумрачно-строгое выраженіе.

— А губернія какъ съ нимъ ладитъ?… Онъ, кажется, еще недавно туда назначенъ?

Петербургскій воинъ склонилъ слегка голову на бокъ, потянулъ усъ во всю его длину, и не то небрежно, не то значительно:

— Вамъ, вѣроятно, не безызвѣстно, князь, пропустилъ онъ сквозь сверкавшіе зубы, — что эта прапорщичья губернія самая неудобоуправляемая губернія во всей имперіи, и что всякому губернатору было и будетъ всегда трудно съ нею ладить.

— Отчего прапорщичья? спросилъ будто удивясь князь Ларіонъ, хотя онъ очень хорошо зналъ что значило это прозвище и кѣмъ оно было дано.

— Les mauvais plaisants называютъ ее даже безчинною, засмѣялся графъ Анисьевъ:- дворянство тамъ все не служащее… и какъ бы пренебрегающее службой… У нихъ даже губернскіе предводители все подъ рядъ какіе-то поручики или титулярные совѣтники въ отставкѣ; люди они всѣ тамъ очень состоятельные… и стремятся быть самостоятельными, продолжалъ онъ все тѣмъ же шутливымъ тономъ.

— Что же, это еще не преступленіе, молвилъ безъ улыбки князь, — если они на мѣстѣ пользу приносятъ?…

— Очень образованные люди, впрочемъ, большею частью бывшіе въ университетѣ; заграницу безпрестанно ѣздятъ… Мѣстной власти тѣмъ болѣе ухо надо востро держать! промолвилъ графъ Алисьевъ съ легкимъ пожатіемъ бровей.

— Что же, подтянуть ихъ? И старый дипломатъ насмѣшливо посмотрѣлъ ему въ лицо.

Петербургскій воинъ будто и не замѣтилъ укола. Онъ весело тряхнулъ эполетомъ: