ЧЕТВЕРТЬ ВКА НАЗАДЪ
ПРАВДИВАЯ ИСТОРІЯ
соч. Б. М. Маркевича
ПАМЯТИ
ГРАФА АЛЕКСЯ ТОЛСТАГО.
I
Графъ ухалъ тотчасъ посл спектакля, отвтивъ на просьбы хозяйки остаться ночевать что у него на завтра въ Москв назначенъ пріемъ просителей, и что онъ очень любитъ спать въ коляск на чистомъ воздух.
— Прощайте, милое дитя! говорилъ онъ, подойдя къ вошедшей Лин и похлопывая рукой по ея рук;- прекрасно играете! даже жалко было смотрть мн, точно правда была….. А шалунью въ Москву, пть! тмъ же акаистомъ обратилъ онъ рчь къ Ольг Акулиной, взирая очевидно не безъ удовольствія на всякія ея красы.
— Вы ужь такой милый, графъ, такой милый! расписывала въ свою очередь барышня, отпуская ему убійственнйшіе изъ своихъ глазенаповъ. Он въ троемъ съ Аглаей Константиновной пошли проводить его и простились съ нимъ на лстниц. У нижней ступеньки ея, вытянувшись въ струнку, стоялъ въ дорожной форм исправникъ Акулинъ.
— Исправникъ! Усплъ переодться? И парикъ снялъ! воскликнулъ, увидвъ его, графъ, подымая вверхъ об свои ладони.;- Очень хорошо играешь, я много смялся!
— Радъ стараться, ваше сіятельство! вскликнулъ въ свою очередь исправникъ, отвшивая ему форменный поклонъ одною головой и не отрывая рукъ прижатыхъ ко швамъ панталонъ.
— Усталъ? милостиво спросилъ его сіятельство.
— Никакъ-нтъ, ваше — ство, хоть сейчасъ снова начать прикажите.
— Нтъ! Зачмъ! протянулъ смясь графъ. — А только ты усталъ. Животъ большой, въ перекладной растрясетъ. Оставайся! Дороги хороши, проду и безъ тебя.
— Этого не могу-съ! отпустилъ Акулинъ.
— Почему? еще разъ протянуло начальство, и еще разъ приподняло ладони.
— Какъ солдатъ отъ казеннаго ящика, такъ и я отъ вашего сіятельства въ границахъ ввреннаго мн узда отлучиться не могу и не дерзаю. А что до живота-съ, промолвилъ онъ уже съ Полоніевскою ужимкой на лиц,- то онъ у меня казенный, ваше — ство, какъ разъ въ мрку почтовой телги укладывается.
— Балагуръ! заплъ, предовольный такою остротой графъ, закутываясь въ поданную ему теплую шинель. — Твоя граница гд? спросилъ онъ подумавъ.
— Рка Нара, ваше — ство.
— Да, гд паромъ. Знаю!.. Отсюда сколько?
— Двнадцать верстъ, ваше с…..
— Спать буду, не увижу тебя боле… Чтобъ не забыть, — Шашковъ, запиши! — чрезъ недлю въ Москву прізжай! Ко мн, лично! примолвилъ онъ особеннымъ тономъ.
— Слушаю, ваше — ство! рявкнулъ въ восторг сердечномъ толстый Елпидифоръ. Успхъ Полонія и «глазки» Ольги Елпидифоровны обезпечивали ему, очевидно, ближайшее повышеніе по служб.
— Ну, демъ! сказалъ графъ. — Прощай, Ларіонъ! обратился онъ ко князю, спустившемуся съ нимъ внизъ, и трижды облобызавъ его шепнулъ на ухо: — изъ Петербурга ничего не получалъ?
— Нтъ! коротко отвтилъ тотъ, слегка, сморщившись и видимо недовольный вопросомъ.
Графъ вышелъ на крыльцо. Исправникова тройка уже гремла колокольчикомъ подо сводомъ льва.
Графиня Воротынцева съ своей стороны объявила ршительно что остаться ночевать не можетъ, что ее ждутъ въ Дарьин, но согласилась подождать пока засвтлетъ, въ виду какого-то не совсмъ надежнаго моста на дорог, о которомъ напомнилъ ей князь Лоло, и по которому, уврялъ онъ, было бы не безопасно прозжать темною ночью…. По настоятельной просьб Аглаи Константиновны «ouvrir le bal avec le jeune comte», она сдлала два тура вальса съ графомъ Анисьевымъ, съ тмъ, требовала она, чтобы «уже посл этого не обращали на нее никакого вниманія», что она устала и хочетъ до отъзда отдохнуть въ какомъ-нибудь уголк. Она ушла подальше отъ грома бальной музыки въ маленькую, полуосвщенную гостиную, куда увела и Софью Ивановну Переверзину, и гд он услись вдвоемъ на маленькомъ угловомъ диван.
Ее очень интересовалъ «романъ» Лины и Гундурова, и она просила Софью Ивановну сообщить ей о «положеніи вещей» въ настоящую минуту. Въ этой женщин было такъ много обаятельнаго, захватывающаго, симпатичнаго, что Софья Ивановна, завоеванная ея прелестью съ первой минуты ихъ знакомства, забывъ всю обычную свою сдержанность, откровенно разговорилась съ нею какъ со старымъ, многолтнимъ другомъ.
— Elle est b^ete comme chou cette grosse fermi`ere, вскликнула графиня, говоря про Аглаю Константиновну, — и мн кажется что въ этомъ случа она ршающаго значенія имть не можетъ. L'oncle (то-есть князь Ларіонъ), вотъ отъ кого, сколько я понимаю, должно все зависть.
Софья Ивановна закачала головой:
— Чмъ глупе люди, тмъ они несговорчиве и упряме. Я опасаюсь, напротивъ, что если князь Ларіонъ вступится въ дло искренно, онъ своею рзкостью можетъ скоре напортить, чмъ помочь; если же онъ станетъ говорить для формы, безъ внутренняго убжденія….
— А вы этого боитесь, вы не уврены въ немъ? живо прервала ее собесдница.
— Онъ очень любитъ свою племянницу, сколько мн извстно, сказала Софья Ивановна, — и кажется общалъ ей стоять за ея выборъ. Но самъ онъ въ то же время, превознося на словахъ моего племянника въ глаза и за глаза, въ сущности, я знаю, нисколько не находитъ его подходящимъ мужемъ для княжны.
— Почему это, почему? воскликнула графиня.