Четвертая стрела (СИ)

- Группа "Встретимся у колодца" представляет сессионного вокалиста с песней акапелла "Не ебет". Давай, Максюш, я тебе подыграю, чтоб не совсем акапелла.

Макс взял микрофон, красиво отбросил челку - совсем как Геша Козлодоев в "Бриллиантовой руке" - и старательно запел под негромкое бренчание Даниной гитары:

Survived, tonight, I may be going down,

Cause everything goes round too tight, tonight,

And it, you watch him crawl, you stand for more.

And your panic stricken, blood will thicken up, tonight

(*Выжив этой ночью, я могу сойти вниз

Все как в замедленной съемке

И ты смотришь, как он подползает, в оцепенении

В панике, и сгущается кровь - этой ночью)

Cause I don't want you, to fucking me, - вступил вокалист своим неожиданным дискантом, и живое страдание пролилось на нас черной венозной кровью из раскрытого, разбитого сердца:

You'll follow me down, you'll follow me down,

You'll follow me down*...

(*Ты последуешь за мной)

Ей-богу, я тоже не хотела, не хотела - ничего такого.

- Ты дашь мне почитать твою книгу? - спросила Стеллочка. Мы сидели с ней на кухне, и болонка Герка смотрела на нас с надеждой. Это называлось - "ночной перекус".

- Мам, я стесняюсь, - призналась я, - я же не настоящий писатель.

- Увидеть в тебе писателя - для меня все равно, что следователю разглядеть в своем ребенке маньяка, - вздохнула Стеллочка, - Ты не представляешь, как меня писатели достали.

- А меня Макс достал, - сказала я отчаянием, - я ревную.

- Новый друг Дани? - Стеллочка отрезала от батона колбасы - себе и Герке. Герка запрыгала свечкой.

- Он самый. У него на всем написано Хьюго Босс, даже на трусах. Он сноб и дурак. И у него свободный французский.

- Лизочек, - нежно, с набитым ртом проговорила Стеллочка, - позволь Даньке общаться с себе подобными. Ты же видишь - ему скучно с нами. С нами он - как лебедь на птичьем дворе.

- Мааам, - бессильно протянула я, - ну нет же...

- Он скоро улетит в свой Гренобль и забудет о нас, - продолжала жестокая Стеллочка, - а мы останемся золу золить и гордиться, что он у нас был.

Я встала из-за стола и пошла в свою комнату - Стеллочка и не посмотрела мне вслед, принялась дрессировать бестолковую Герку - "Герка, сидеть! Герка, голос!". Дани валялся в постели с очередным научным журналом:

- Что с лицом, систер?

- Ни-че-го, - я села на край постели, - Тебе нравится Макс?

- Иди, я тебя погрею, - Дани отбросил журнал и втащил меня к себе под одеяло - я тут же пристроила ледяные ступни между его теплых ног, - Мне нравится то, что приносит с собой Макс. Не его внешность, а его, так сказать, внутреннее содержание.

После репетиции в Максовом "ауди" нас ожидала встреча с персонажами песни группы "Встретимся у колодца" - крылатыми качелями, heroin and cocaine. Дани остался в восторге, а я, на заднем сиденье спортивной машины, предназначенном скорее для чемодана, нежели для человека - а я, а я - увы...

- Ты продажная скотина, Дани, - я зарылась носом ему в подмышку, и стало полегче, - Фу таким быть.

- Он еще и с собой мне отсыпал, - признался Дани, - он совсем дурачок, этот Макс. Наверное, он думает, что мы - это такая настоящая богема...

- Он просто влюблен в тебя.

- Или в тебя. Или в обоих. Какая разница?

- Ты ведешь себя так, будто мы с тобой совсем уж безденежные доны, - сказала я сердито, - Нельзя принимать милости от кого попало.

- Передавай привет своему Казимиру. Его дух вселился в тебя - ты и говоришь как он.

- Стеллочка сказала, что ты улетишь в Гренобль и забудешь о нас, - я приподнялась на локте и заглянула ему в глаза, - что здесь ты лебеденок на птичьем дворе.

Дани рассмеялся, обнял меня и прижал к себе - я слышала, как глухо стучит его сердце.

- Я вызову тебя, как только устроюсь. Я бы весь ваш птичник перетащил в свой новый пруд, но, боюсь, кроме тебя никто не поедет. Ласты согрелись?

- Почти...

- Я люблю тебя, систер. Не бойся.

1734 (февраль-март). Paris vaut bien une messe noir*

(Париж стоит черной мессы)

По окончании дня и рабочей смены Ласло принес Копчику перерисованную на бумажном листе деву на драконе. Копчик уже решил, что отдаст картину для вышивания своей квартирной хозяйке - несмотря на косоглазие, гладью вышивала она весьма бойко, и получались настоящие гобелены. Копчик вспомнил про гобелены, потом про художницу-графиню, и замечтался. В мечтах его все фаворитское семейство фон Бюренов заезжало в крепость на допрос, и вот тогда...

- Ребята, мне нужна ваша помощь, - прервал его мысли Ласло, - как приберетесь, спуститесь ко мне в каморку, нужно посекретничать.

В каморке у Ласло стояли на столе черные свечи и разложены были по всем поверхностям богатые черные одеяния. Не такие богатые, конечно, как костюмчик господина фон Мекк, но вполне себе мечта зажиточного купца.

- Жир младенца? - знающий Аксель взял в руку черную свечку.

- Я вижу, тебе и объяснять ничего не придется, - ухмыльнулся Ласло. Он снял свой черный кожаный фартук и приложил к груди один из нарядов - тот переливался атласно, - Жир не младенца, жир свиньи. Если клиент не различает, зачем морочиться.