Четвертая стрела (СИ)

- А что вы там не видели? - удивился Аксель, - Уродов?

- Собрание клуба было у нас в Кунсткамере, - пояснил Ласло, - ночью, конечно. Тамошний смотритель приятели с нашим председателем. Сели, выпили, само собой, среди уродов, потрещали о своем, о медицинском. Потом в сад перешли, к жаровне, чтоб не перебить там все к чертям. Как поняли, что хороши уже все.

- Что пили-то и жарили? - уточнил Копчик.

- То, что с собой принесли, а не то, что ты подумал, - огрызнулся Ласло, - так вот, как все ушли, Климт и показал мне ключик, что он у патрона своего утянул. Мол, специально взял, чтобы кое-что проверить, но одному ему идти страшно. Ключ этот от секретной комнатки, есть только у немногих особ, да и в живых из них остался, по-моему, один гофмаршал.

- И что в той комнатке? Или вы не нашли? - спросил Копчик.

- Взяли свечку и нашли, не такие уж мы с ним были пьяные.

- И что там?

- Каморка крошечная, и в ней на столе две головы в банках, мужская и женская. Женская я так и не понял, чья, а Климт и не знал, он на нее и светить не стал, неинтересно ему было. Он, как коршун, бросился к мужской голове, подносит к ней свечу и спрашивает - никого она тебе не напоминает?

- Марья Гамонтова и Керуб де Монэ - вот они чьи, те головы, - проговорил знающий Аксель, - много слухов о них ходило в моем розовом детстве. И кого тебе напомнил кавалер де Монэ?

- Голова без глаз, поклеванная птицами, что-то, конечно, от нее осталось, но чтобы сходство с кем-то? - пожал плечами Ласло, - Я подумал сперва, что это старший из Левольдов, он как раз у нас помер, бог знает где и как. Но у головы были белые волосы, а Левольды все брюнеты.

- Мой отец, земля ему пухом, рассказывал, что в свое время говорили об удивительном внешнем сходстве между кавалером де Монэ, секретарем государыни Екатерины, и камер-юнкером Левенвольдом, - как по писаному прочел Аксель, - государыня ставила их рядом, сравнивала и веселилась. А Климт не признался, что хотел он увидеть?

- Сказал лишь, что его патрон иногда приезжает в эту комнатку и на что-то смотрит, - отвечал Ласло, - как выразился доктор - "когда ему ударяет в голову", а вот что ударяет - не сказал.

- Он смотрит на себя в банке, - догадался Копчик, - и думает - "на его месте мог быть я".

- А ты, Лешечка, не изволишь опять головой поработать? - елейно обратился к Акселю Ласло.

- В банке со спиртом постоять? - не понял Аксель.

- Опять нам дьявола сыграть, уже без мессы, просто явиться, - пояснил Ласло.

- А куда я от тебя денусь? - обреченно вздохнул Аксель, - Что, у княгини новая игрушка, свежий австрийский посол?

- Как в воду глядишь, новый посланник Австрийской Цесарии Ботта д"Адорно, - рассмеялся Ласло, - новый кормилец господ Остермана и Левольда. Я для него уже по печени повешенного на будущее гадал, посол остался весьма доволен моей квалификацией.

- И не наскучат княгине с гофмаршалом эти спектакли? - удивился Копчик.

- Им-то может, и наскучат, хотя княгине вряд ли, она прелесть какая дура, - усмехнулся Ласло, - а для посла все это внове. Он-то нашего дьявола пока еще не видел, - и Ласло похлопал Акселя по могучему плечу.

Ласло, как сумел, подготовил свое скромное жилище к визиту дорогого гостя - понавешал побольше черных тряпок и лисьих лапок, зажег перед таинственным зеркалом два зловещих факела, а само зеркало заботливо протер. Копчик и Аксель спрятались за стеклом и ждали своего часа.

- Если гофмаршал опять начнет кривляться перед зеркалом, меня стошнит, - признался Копчик, - в тот раз я подумал, что он нас видит.

- Он не видел, но знал, что мы есть, - объяснил Аксель, - это же его дом.

Четверо в масках, две дамы и два кавалера, явились все вместе. Ласло встречал их - в "козьей морде" покойника Десэ. Посол Австрийской Цесарии оказался маленьким, круглолицым и бородавчатым, как лягушонок - даже маска не в силах была это скрыть. Дамы были - синеглазая красавица княгиня и ее подруга, пышная блондинка, бывшая женщина-алтарь. Ласло нашептал, что блондинка - вдова дебошира Ягужинского. Гофмаршал, как всегда, золотой и кукольный, удержался и не побежал к зеркалу причесываться - не иначе, убоялся, что факелы подпалят пышный бант на его парике.

- Что ж, господа и дамы, приступим, - басом провозгласил Ласло. Он расставил оккультистов-любителей со свечами в руках по лучам начерченной на полу пентаграммы и сам встал на пятый луч.

- Etis atis animatis... etis atis amatis... - загудел из козловой маски колокольный голос. Новый посланник затрепетал, но гофмаршал ободряюще ему улыбался - честно говоря, от его улыбки и умирающему сделалось бы легче, так мило у него получалось - ободряюще улыбаться. А дамы - дамам было хорошо и без ободрения. Они упивались происходящим.

Ласло жестом фокусника извлек из-за пазухи черного кролика и опытной рукой прозектора перерезал горло невинной зверюшке - прямо над центром пентаграммы: