Четвертая стрела (СИ)

- Я пойду, - повторил Аксель, - мне уже по барабану, как в армии говорят. Кому чего не нравится - пусть полуката Тороватого делают катом и сидят с ним в обнимку. Ласло вон дружит с Климтом - и так все знает, что ставок уже не делает. И Климт все знает - или нет? А Ласло то же подписывал, что и мы. Я тоже хочу так жить.

- Не выносишь службы - уходи и не позорься, - спокойно отвечал ему Копчик, - Если выгорело все, лучше уйти.

- Выгорело давно, тошно еще давнее, - отмахнулся Аксель, - куда я пойду? Давно я не лекарь, не ученый - просто мускулистый тупой кат. Да и не бросать же все на Тороватого... Но к Сумасводу - пойду, он смешной.

- Смешной... - протянул Копчик, - но я лучше дома посижу. К черту. Не думай, я тебя хорошо понимаю. Сегодня на очной ставке один человек другого за просто так убил. Патрона своего, того, кто его из рабства выкупил и почти до себя вознес. Говорят, еще и любимого.

- В нашем саде в самом заде вся трава помятая. То не буря и не ветер, то любовь проклятая, - пропел Аксель.

- Вот просто взял и продал с потрохами, - продолжил Копчик, - Вины ему выдумывал, чтобы пострашнее звучали. Что-то зазывное Сашхен Плаксин ему за эту погань пообещал. Если бы этот свидетель промолчал, задохнулось бы следствие... Я понимаю, почему ты не женишься. Никому нельзя верить...

- Как я понял, этот свидетель поверил Плаксину? Так Плаксин сам лично придушит его, как только министра казнят.

- Твоими бы устами...- вздохнул Копчик.

- Еще один, - выглянул в окошко Аксель, - несет их на ночь глядя.

Во двор вкатилась еще одна черная карета - легкая, как паучок. Копчик подошел и тоже посмотрел. Из кареты с грацией танцора выпрыгнул человек в черной носатой маске и остановился в раздумьях.

- Он-то тут зачем? - удивился Аксель, - Как его теперь - герцог Бирон?

- Чтобы прекратить этот блядский балаган, - предположил Копчик, - только он опоздал. Министр признался.

Человек в маске открыл было табакерку, примерился и понял, что ничего не выйдет - носатая маска ему мешает. Черной, тонкой стрелой метнулся к хозяину от крепости Сашхен Плаксин, припал к перчатке, зашептал что-то на ухо. Герцог швырнул табакерку на камни и каблуком растоптал, потом потрепал Сашхена по плечу и птицей взлетел обратно в свою паучью карету. Плаксин последовал в карету за ним, хлопнул дверцей, карета умчалась.

- Мне кажется, ты ошибаешься, - возразил Копчику Аксель, - Не идеализируй герцога. Просто он всем уже доказал, что может брать что захочет безнаказанно. Теперь он доказывает, что научился и убивать.

- Скажи, лекарь, вот что нам делать? - переживал Сумасвод-второй, как и прежде, нетрезвый и красный, - Мы же готовились поддержать, постоять за матушку...

- Молчи, несчастный, - оборвал его Аксель, - не забывай, я не лекарь, я кат. Мне твои планы дерзостные без надобности.

Квартирка у Сумасвода оказалась узкая, как гроб, и под самой крышей. За стенкой копошился старый слуга и, наверное, подслушивал. Сумасвод приготовил для гостя вино и водку - в равной пропорции.

- Слуга нас слышит, - обратил внимание Аксель.

- Прошка не выдаст, - заступился за слугу Сумасвод, - он со мной уж десять лет.

- Так и министра вашего дворецкий заложил, - прошептал Аксель, - по самые помидоры.

- То другое, - отмахнулся легкомысленный Сумасвод, - видал я того дворецкого. Десять метров крепдешина, пудра, тушь, одеколон.

- С такой беспечностью вы все ко мне попадете, - пообещал Аксель, - сидите молча, пока дело идет. Министр вас не выдал.

- Он про нас и не знает.

- Так ты - Еin idiot mit dem guten Absichten? - удивился Аксель.

-Чего? - не понял Сумасвод.

- Благонамеренный идиот. Я-то думал, вас министр готовил.

- Не, мы сами. Сил нет терпеть. Нет у нас главы достойного. И теперь не будет.

- Ждите тогда. Министра казнят, все поутихнет, и кто-то вас да призовет для осуществления ваших и своих намерений.

- Заждались уже, - вздохнул Сумасвод, - Немцы эти достали. Везде они, куда не плюнь.

- Потерпи, - успокоил Аксель, - Скоро светлое утречко.

Министр приговорен был к квалифицированной смертной казни - сперва к посажению на кол, затем, когда европейская общественность выразила недоумение - к гуманному отсечению руки и головы. Утром в крепости Аксель лично вырезал осужденному язык. Наивный министр во время допроса пообещал на эшафоте перед казнью что-то очень интересное рассказать народу про герцога Бирона, и в приговоре очередным пунктом прибавилось иссечение языка. На допросах дурак Тороватый вывихнул министру руку так, что уже ни Аксель, ни Ласло не сумели вправить.