Четвертая стрела (СИ)

- Спасибо, - Макс запустил пальцы в свою длинную челку и так сидел - как аллегория отчаяния.

Я присела на край его круглого ложа:

- Ты только не говори в тюрьме о своих пристрастиях. Там такого не любят. У них подобные отношения - не о пристрастиях, а о доминировании.

- А то я не знал, - Макс поднял на меня глаза - дымно-серые, как дождливое небо, - что ты за человек, Лизочка? Есть ли в тебе душа?

- В школе на ластик поменяла, - я подтянула ногой свой валявшийся на полу рюкзак, - Хочешь книжку? Я уже почти прочитала, а тебе с ней веселее будет. В неволе...

- Про Казимира? - уточнил Макс, и почти оживился.

- Ну, типа да. Казимир ее написал и да, про Казимира, - я вытянула книжку, - моя мамаша издавала серию, в которой есть еще "Гептамерон" Маргариты Наваррской и "Мемуары" Сен-Симона. Но эта книга поистине уникальна.

- Самая толстая? - догадался Макс. Книжка и в самом деле была толщиною с кирпич.

- Сен-Симон толще. Нет, тут другая история. Помнится, еще Довлатов описывал, как эмигранты в Америке издали книгу, на обложке которой было написано "Фейхтвагнер". Тут прям похожая фигня.

- То есть он не Казимир?

- Он не Вальденлеве. Похоже, но не то. На содержимом это не отразилось, так что просвещайся на здоровье, - я метнула книжный кирпичик в Макса и чуть не выбила ему глаз - но он поймал снаряд и раскрыл на случайной странице:

- В год, когда писался этот портрет, я лежал на мызе с оспой. Поэтому на портрете только два брата из трех - и ни одного из оставшихся в живых. Позитивненько...

- А то.

Хорь забрался в свой круг и побежал - интересно, о чем он в тот момент думал?

- Ты соберешь мне его? - я кивнула на зверя. Макс отложил книгу, встал с кресла и присел на ложе возле меня - на самый краешек, словно его вот-вот сгонят.

- Сейчас соберу, - он смотрел на меня дымными своими глазами, - Останься еще ненадолго, хорошо?

- А то потом у тебя секса еще долго не будет, - продолжила я его мысль.

- Да уж лучше бы его там не было, - вздохнул Макс. Он обнял меня за талию и уткнулся лбом в мои колени, я гладила его волосы и смотрела, как бежит в никуда хорь - "один, как бог, в своем железном круге".

Мы приехали домой в пять утра - я и мой новый друг. Встречать меня вышли Герка и Стеллочка, Герка зашлась при виде хоря истерическим лаем, а Стеллочка спросила:

- Это еще что за зверь?

- Это Казик, - я втащила поэтапно в квартиру сложенную клетку и беговое колесо, - прошу любить и жаловать. А почему ты не спишь?

- Правила текст и зачиталась, - Стеллочка отодвинула Герку от переноски и посмотрела - кто там, за прутьями, - Как змея с ногами...

Я взяла клетку в одну руку, колесо - в другую, и пошла к своей комнате:

- Последи, чтобы Герка его не съела.

Когда я вернулась за переноской, Стеллочка уже держала хоря на руках, а Герка ревниво дрожала передними лапками, встав на дыбки.

- Смотри, утечет - сама будешь ловить, - предупредила я.

- Это Максин хорек? - спросила Стеллочка. Хорь стремился ей за пазуху.

- Ага.

- Он ничего тебе не говорил?

- Хорь? - не поняла я.

- Макс. Дани звонил, - Стеллочка вернула хоря в переноску и защелкнула замок, - Он сегодня женился.

- Ну что, здорово, - я взяла переноску, - Раечка знает?

- Цветет и пахнет, - поморщилась Стеллочка, - Тебе нужно говорить, на ком?

- Не стоит. Мы с Максом сегодня, можно сказать, обручились. Счет один-один.

Стеллочка внимательно на меня смотрела, и все было в этом взгляде, и недоверие, и сочувствие, и печаль. Но сказала она всего лишь:

- Пойдем спать, ребенок, - взяла Герку на руки и ушла к себе. А я ведь ее даже не обманула - я пообещала Максу, что приду к нему на свидание, а свидание в тюрьме дают, только если вы, прости господи, невеста.

Я до восьми утра собирала гребаную хориную клетку, и в конце концов у меня получилось.

1740 (весна-лето). Господин министр

- Эх, министр-министр, а я на тебя ставил, - грустно вздохнул Аксель, глядя на улицу в стрельчатое окошко крепостной стены.

- А я ставил - против, - с удовольствием констатировал Копчик.

Внизу выводили из черной закрытой кареты павшую этуаль - нумер двадцать два. До сего дня министр содержался в Адмиралтейской тюрьме, и ставки на него формально не считались сыгравшими. Сегодня его перевели в крепость.

- Ты ездил к нему, как он держался-то? - спросил Аксель, и Копчик ответил, запустив руку в редеющую шевелюру:

- Понятия не имею, я в только письмах министра копался. На допросах царствовал Половинов, наш Настоящий его не на шутку возлюбил. А я так, в навозе рылся да зернышки искал, - поморщился Копчик, - а что же ты вниз не идешь, горнило свое не раздуваешь? Настоящий с Николашей, говорят, уж выехали к нам.

- Да не было пока приказа на третью степень, - Аксель смотрел, как по лестнице поднимается к ним Ласло, только что с улицы, в роскошнейшем плаще и пуховой шляпе - настоящий барин. Оккультные спектакли и общение с сильными мира сего изрядно добавили лоска тюремному доктору.

- Привет, други! - поздоровался Ласло, - Кому кости моем?

- Министр к нам пожаловал, - поведал Копчик, - наш нумер двадцать два. Но полосовать его пока не велено, велено ограничиться беседами.