Четвертая стрела (СИ)

- Разве что рангом повыше, и задания его были...не каждый шпион возьмется за такое. Помнишь, как не так давно расстроилась свадьба герцога с цесаревной? Герцог сделал предложение цесаревне, цесаревна шила уже подвенечное платье, этот брак был выгоден им обоим, он мог бы спасти герцога от низложения и вернуть былой блеск ее высочеству, но не произошло - ничего. Это было, конечно, задание господина Остермана, но, по-моему, он счастлив был его выполнить. Я не ведаю, как мой патрон этого добился, но - знаешь ведь, как кошка может насмерть заиграть птицу? Наш Красавчик так радовался, совсем как ребенок - когда герцог наконец-то сделался свободен, он уже не в силах был опять уступить добычу очередной женщине. Вот и оставил себе, сам не ведая - что этим губит. Вскоре герцог пал, а цесаревна... как говорится, доброй свинье все на пользу. И Остерман - счастлив. Вот и все, друг мой Ласло. Видишь, кем он на самом деле был, темный человек граф Левольд.

- Должно быть, ее величеству сейчас неприятно вспоминать, как ей хотелось за герцога замуж, - усмехнулся Ласло, - Да еще и не взяли ее.

- А ей никто об этом и не напомнит.

К дому подъехали сани - зазвенел колокольчик, заржали кони.

- Это за мной, - спохватился Ласло, - пора в крепость, а я неодет.

В окно осторожно постучали.

- Да иду я! - проорал заполошно Ласло и принялся натягивать на себя штаны, - Погоди маленько, сейчас выйду.

- Послушай, - Климт покопался в своем чемоданчике, вытащил серебряную круглую таблетницу и протянул Ласло, - выручи меня.

Ласло прыгал на одной ноге - не мог попасть в штанину:

- Что это? Яд?

- Наоборот, противоядие. Попробуй дать его моему охламону - чует мое сердце, сегодня в крепости вы с ним встретитесь. А нет - так нет.

- А что он дома - не пил? - удивился Ласло. После штанов у него настала очередь ботфорт.

Климт беспомощно пожал плечами:

- Ты не представляешь, каково с ним. Как ребенок - не хочу, и все. Попробуй, хорошо? - голос Климта звучал грустно и потерянно.

- Я думал, ты рад, что наконец от него избавился, - Ласло повязал галстук, взглянул на себя в зеркальце и остался доволен, - Ты и в самом деле с ним - как мать настоятельница.

- Есть такое дело, - вздохнул Климт, - наверное, я просто к нему привык. И мне его жаль.

Ласло спрятал коробочку в карман, накинул свою роскошную шубу:

- Я попробую, попытка - не пытка. Но тут сам знаешь, как карта ляжет. Ты укладывайся в мою постель, поспи. Бог даст, никто больше к нам не явится сегодня. А мы с Акселем вернемся к вечеру - если дела отпустят.

Копчик явился на службу с корзинкой - жена собрала ему на обед домашних расстегаев - и удивлен был обилием столпившихся перед крепостью гвардейцев, карет и саней. Копчик проспал спокойно всю ночь и ничего не знал о случившемся перевороте, а беготню и крики людей на улице в утреннем полусне просто пропустил мимо себя. Услышав о перемене власти от Кошкина, Копчик сперва даже обрадовался - красавица Елисавет давно была ему симпатична, но потом пригорюнился - как подумал, в какую пору теперь попадет домой. Он вспомнил, на которых вельмож делались ставки, уточнил у Кошкина, кого ночью привезли, и осознал, что за ночь в их маленьком банке случился дефолт.

- Аксель придумал еще поставить на то, кто как допрос перенесет, - рассказал Кошкин, - жаль, ты опоздал.

- А кто оценивает? - поинтересовался Копчик.

- Сам его асессорское благородие, - Кошкин потупился.

- Проболтались? - так и сел бедняга Копчик. Его воображению уже представился секретарь, доносящий об их развлечениях до начальства.

- Он сам предложил, когда услышал, что Аксель об этом говорит. Когда привезли в крепость всю эту свору и господин Головкин рыдал, с великим трудом выгружаемый из кареты - тогда Аксель и предложил эту игру, а секретарь подхватил. Сейчас допрашивают Мюниха, а первым был Остерман - наш Настоящий велел Акселю разложить свои щипчики, развести огонь и развесить над дыбою цепи пострашнее. Хоть и не велено пока никого пытать, впечатление это производит отменное.

- И как Остерман? Валялся и умолял? - Копчик отчего-то думал, что Остерман непременно примется валяться и умолять, но тут он ошибся:

- Черт бы побрал этих немцев! - сердито бросил Кошкин, - Я дал ему два пункта, а старый гриб держался на девятку. Один балл скинули ему, оттого что стонал, но это больше из-за подагры.

- А Мюниху сколько ты дал? И Левенвольду? Этот-то точно больше двойки не стоит.

- Ты прав, девять и два, - ухмыльнулся Кошкин, - вон Николаша к нам идет, сейчас все прояснится.

По темному, сводчатому коридору к ним спешил секретарь Николай Михайлович - "мой Николас" - вспомнил Копчик интимную интонацию павшего герцога.