Четвертый

— Ну, штамп в паспорте всегда мало что значил для меня.

Они секунду смотрели на меня, видимо, расшифровывая смысл машинально сказанного мной, я не успел ничего добавить, когда Лау продолжила:

— Ильия, древние считали, что эль приходит для того, чтобы делиться. Делиться знанием, общением с богами и любовью. Мы понимаем, что Ана уже заняла твое сердце. И мы не претендуем на это место, поверь! В любом случае это твоя жизнь, твой выбор. Но то, о чем мы попросили, важно для нас. Важно как для скелле! Не как для обычных женщин — для скелле. То, что бесталанная девка может обрести почти даром, ничего не стоит. То, что хотим получить мы, это невозможная редкость. Поверь, не хочу ничего объяснять, так как это слишком закрытое, хранимое близко у сердец чувство, знакомое только нам, — твое появление, как редкий подарок богов, и я не хочу его упустить!

Последние слова Лау прозвучали не просто с новой интонацией, которой я раньше не замечал, интонацией властного требования, понятного в устах главы Ордена, но и очень по-женски — этакий категорический императив: я хочу, и я получу! Ной иронично уставилась на старшую, да и та, почувствовав свой напор, заговорила соблазнительно мягко:

— Ильия, ты ведь сюда пришел не в поисках любви. Ты эль, у тебя свой путь, ты ищешь храм. Ну, так и иди к нему. Мы готовы помочь, более того, мы сделаем это. И то, что мы просим взамен, это даже не одолжение, а так — приятный подарок. Надеюсь, взаимный. Смотри на традицию как на часть твоего пути. Мы не знаем, что ты ищешь и что ты найдешь в храме. Если это твоя цель — добивайся ее.

Да, Лау права — моя цель не здесь. Я понимал, что меня уже соблазнили, что я уже сдался, но разум хотел оправданий, и старшая любезно напомнила о них. Я сделал серьезное лицо, охватил безволосый подбородок ладонью, потом заметил, оттопыривая пальцы:

— Постель — это для людей. У вас, красавицы, такой фейерверк будет, что лучше бетона или камня ничего не найти.

Сказал и замер, уткнувшись в серьезные озабоченные глаза. На мгновение показалось, что они уже жалеют и о своем предложении, и о том, что раскрыли заветное этому легкомысленному лысому пришельцу. Потом они одновременно посмотрели друг на друга, чему-то смутились и внезапно весело рассмеялись. Ничего не оставалось, как лишь широко улыбнуться в ответ.

5

Слегка изогнутая коса, далеко уходившая в океан, как оказалось, представляла собой хаотичное нагромождение скал. Когда-то в очень далеком прошлом что-то свалилось с неба на Мау как раз там, где теперь бился прибой о песчаные пляжи Саутрима. Где-то под водой или под наносами песка должны были прятаться и другие стены древнего кратера, но лишь эта «Дорога клыков», как ее называли местные, одна осталась зримым свидетельством далеких событий. За долгие годы люди так и не освоили ее камни, лишь на самом мысу сохранились останки какого-то сооружения — вероятно, древнего маяка.

Я сидел, свесив ноги, на дальней оконечности небольшого пирса, торчавшего неподалеку от основания этого каменного хаоса. Пирс — громко сказано. Скорее, деревянный мостик, торчащий из воды на неестественно высоких ногах-сваях из почти черных стволов неизвестного мне дерева. Гигантская коса — подарок небес, дарила этому хрупкому на фоне океанского простора сооружению надежную защиту. Отставленные руки ощущали приятную шероховатость дощатого покрытия ослепительно белого цвета. Эту породу я знал — из него была построена немалая часть моего разрушенного убежища на скале. Я наслаждался одиночеством и наваливающимся на город вечером. Местное светило уже не обжигало кожу, приготовившись в самое ближайшее время нырнуть за едва видимые отсюда отроги Великих гор на западе. Пока же оно расцвечивало город позади меня во все оттенки розового, одновременно даря океану мрачный чернильный цвет. Небо еще держалось — хранило остатки синевы, уже ощутимо потемневшей над близкой скалистой грядой.

Где-то позади на песчаном пляже скучали две скелле — молодая и хмурая, почти девчонка, и неожиданно улыбчивая дама, как бы мы сказали «бальзаковского возраста». Их присутствие и было причиной пустынности этого неказистого причала и куска пляжа за ним. Публика, обычно заполнявшая под вечер, с уходом жары, берег и набережные, старательно огибала эту парочку. Я не сомневался в том, что, если бы не их присутствие, пирс заполнился бы праздной публикой, ловцами мелкого прибрежного лоха со своими ловушками и усталыми портовыми рабочими, которые, как я заметил, любили задержаться на берегу, как будто океан не надоел им за длинный рабочий день, и перекусить, валяясь на песке, небольшими компаниями.