Четвертый

С Лау они были знакомы с интерната. Никто бы не мог сказать, что накрепко связало столь разных людей. Веселая светлая хохотушка, какой была старшая в те годы, никак не походила на задумчивую романтичную Ной. Быть может, это была именно мечта о невозможной любви, впрочем, нередкая среди скелле. Они принадлежали к разным кругам, происходили из разных мест — темная Ной была с далекого севера, а Лау — дочь одной из старших и почти всю жизнь провела в Саутриме. Сближало их одно — они позволяли себе влюбляться иногда забавы ради в одного и того же. Им хотелось чувствовать, хотелось страдать, и до какого-то момента это вполне получалось. Кто знает, быть может, не совместное увлечение, а неизбежный финал разочарования несбывшихся надежд был тем клеем, что соединил этих скелле.

Это была параллельная вселенная, другая жизнь, никак не связанная со служением Ордену. Да и что общего могло быть между невинными забавами и трудной дорогой дара. Первые сообщения с запада о странных событиях, происходящих там, о каком-то чудаке, возродившем летающую машину древних, о смертях скелле прошли мимо. У Ной были свои заботы, своя ответственность — распри и интриги, бушевавшие между осколками былого Ордена, никак не касались размеренного быта на восточном побережье.

Весть о погибших девочках в Эстру взорвалась настоящей бомбой. Кто мог сделать такое со всесильными скелле? Ясно, что только другая носительница дара. И она могла быть только с запада. Тогда Ной впервые непосредственно прикоснулась к великой тайне. В ее обязанности входили поиск и преследование незнакомки, если бы она вздумала отправиться на север. Но все вышло по-другому. И тогда впервые прозвучало это забытое древнее слово — эль.

А вот, собственно, и он. Задумчиво бредет по узкой тропинке, ведущей к развалинам от единственного уцелевшего места, куда мог пристать катер. Такое ощущение, что его не очень-то и интересует, куда он попал. Высокий, жилистый, с чужими непривычными чертами лица, он напомнил Ной старый любимый нож — прекрасный образчик эстетики горных мунов, изготовленный искусными мастерами древнего города. Любимый, а значит, активно используемый, за долгие годы покрывшийся бесчисленными следами трудов и стычек, но сохранивший изначальную красоту, насытившуюся бесценными оттенками прожитого. Жизнь, без сомнения, потрепала этого пришельца — лысый, местами как будто обугленный и обтертый, но все еще помнящий свой изначальный чужеродный облик, эль оставлял впечатление натянутой тетивы, которой прислуга пригибала верхушки растения «агас» для сбора сезонной пыли. Щетинящаяся надорванными волокнами бечева, казалось, должна была лопнуть от чрезмерной нагрузки, но Ной отлично знала, что скорее треснет макушка агаса, чем эта нетолстая веревочка из волокон тувы.

На несколько мгновений исчезнув за торчавшей острым гребнем скалой, он вынырнул из-за поворота совсем рядом, остановился, рассматривая древнюю руину, во внутреннем дворе которой хлопал тонким шелком шатер, и поднял глаза, встретившись взглядом с Ной, ожидавшей его на широкой стене. Его чужие, странно желтые глаза нащупали ее взгляд, блеснула улыбка, и она внезапно поняла, что хочет его, хочет, несмотря на то что он и близко не походил на образ того идеального мужчины, к которому скелле так привыкла в своих мечтах.