Четвертый батальон

Через час с разведкой я уходил вперед. Со мной — два бойца и батальонный весельчак Панчовидио. Мы направились на одну из высот, где должны были оставаться до прихода смены. Сведений о расположении противника мы почти не имели, и нам казалось, что события в Петриносе, ввиду их молниеносности, не известны еще врагу. Вскоре наши догадки подтвердились. В бинокль мы заметили человека, быстро спускавшегося с горы по направлению к долине Пегринос. По форме еще нельзя было определить, кто это шел к нам. В первые месяцы войны и мятежные войска и наши части носили почти одинаковую форму — комбинезоны, а в жаркие дни все мы были без головных уборов.

Рядом со мной лежали Панчовидио и старший боец к чине кабо (это первый чин до сержанта).

— Фалангист, — уверенно шепчет кабо.

Мы замираем на месте. Несколько минут терпения возместят наше тягостное ожидание. Вот мы уже слышим веселое пение спускающегося с горы человека. Он в военной форме, — это видно уже и без бинокля. На нем такой же новенький комбинезон, как и на нас. Наш кабо, очень опрятный и даже щеголеватый, поднимается во весь рост. Распевающий военный в каких-нибудь ста метрах от нас. При виде кабо его обуяло еще большее веселье. Офицер торжественно провозглашает, подняв в знак приветствия руку:

— Аррива Эспанья!

Мы продолжаем лежать. Услышав фашистское приветствие офицера, принявшего нашего кабо за мятежного солдата, мы готовы были выскочить из-за пригорка, как вдруг раздалось ответное и такое же торжественное:

— Аррива Эспанья!

Наш кабо не хочет еще разочаровывать фашиста. Пусть приблизится для рукопожатия. Через минуту офицерские сапоги появляются рядом с нашим укрытием. Протяни Панчовидио или я руку, и нетрудно достать до офицера. Но мы лежим так тихо, что слышим биение наших сердец.

— Далеко ли свиньи? — вопрошает офицер.

Это он интересуется нами, республиканцами. И тут мы слышим сильный удар, падение тела и иронический рапорт кабо:

— Одна из этих свиней вас приветствует, синьор.

Мы выбегаем из укрытия, разглядываем офицера и вежливо предлагаем ему подняться. Затем помогаем ему снять оружие и с подчеркнутой любезностью объясняем, что он «заблудился».

— Разве это не Пегринос? — недоумевает офицер.

— Так точно, Пегринос, — отвечаем мы хором. — Но там с некоторых пор уже пасутся «свиньи».

Нашей разведке повезло. Через несколько часов мы обогатились новым, но еще более значительным «трофеем». Мы разделили всю местность на секторы для наблюдения. Мне достались вершина одной горы и крутой подъем. Я ни опускаю бинокля. Вдруг в увеличительных стеклах выросла какая-то фигура. Я киваю Панчовидио, он видит то же самое. Вперед! — решаем мы. А может быть, вблизи сидит враг, и он нарочно выпустил эту приманку на склон горы? И все же мы решаем итти вперед.

В бинокль видно, как, озираясь, идет человек. Вот он остановился. Мы пробираемся, хорошо маскируясь. Уже нетрудно разглядеть незнакомца, вернее, незнакомку. Да, это женщина. Она часто присаживается отдыхать. Мы ползем бесшумно. Чорт побери! Да ведь это фармацевт навальперальской аптеки. Признаться, мы часто захаживали в это учреждение, не столько за лекарственными снадобьями, сколько за тем, чтобы поглазеть на эту единственную девушку, оставшуюся в дни боев в Навальперале. Но что она делает здесь, так далеко от своих склянок и рецептов? Мы ползем дальше. У девушки из навальперальской аптеки неплохой слух. Она услышала подозрительный шорох и встрепенулась. Мы наводим на всякий случай наши винтовки на фармацевта и приказываем ей лечь на землю.

— Что вы здесь делаете? — допрос ведется шопотом. — Собираете травы? Что это за научные экскурсии?

Мы предлагаем исследователю зеленых покровов Гвадаррамы ползти впереди нас. Девушка нервничает, но мы успокаиваем ее, что все же это легче, чем восхождение на высоту. Потом мы поднимаемся, вежливо обыскиваем нашу старую знакомую и находим: план нашего расквартирования в Навальперале, расположения передовых траншей и записку, адресованную в штаб мятежных войск.

— Совсем не изысканная латынь. — нравоучительно замечает Панчовидио, пробегая записку. — И подписано не знаменитым медиком, а всего-навсего буквой Г.

Я беру записку и испускаю крик удивления. Да как не узнать эти наклонные мелкие буквы — почерк Гонзалеса. Точь в точь, как в том приказе. Теперь мне понятны неожиданные ночные ракеты, обрывы проводов, появление «Юнкерсов» над нами в часы прибытия на фронт вождей испанского народа. Мне понятно, почему не были взяты Авила и Лас-Навас. Предатель Гонзалес направил нас в Пегринос, ожидая, что мы найдем там свою гибель. Он ошибся, этот жалкий шпион и изменник. Я читаю его записку. В ней шпик распинается перед хозяевами. Он обещает скорую победу мятежникам. Он не забывает напомнить и об очередном расписании для «Юнкерсов»: послезавтра в восемь утра. В этот день на фронт прибудет Пасионария.