Четвертый долг

Голос Нилы окутал меня, словно одеяло, возвращая меня обратно к ней. Прохлада в конюшне исчезла благодаря тепловым лампам, которые я включил.

Я повернулся к ней лицом; мой расстегнутый ремень и джинсы звякнули. Каким-то образом после того как я кончил, мы, спотыкаясь, прошли по коридору конюшни и рухнули на один из тюков сена в запасном стойле. Нила потеряла туфли, ее черное пальто было покрыто грязью и пылью от трения о стену, но она никогда не выглядела прекрасней. Она еще не сняла капюшон, и странные эмоции сочились из нее — скрытые и тихие, — пугая меня все больше по мере того, как проходили минуты.

Я прекрасно понимал каждую ее мысль, а также глубоко осознавал, что Нила не кончила.

Я хочу исправить это.

Ее разум лихорадочно работал, посылая во все стороны вспышки идей и вопросов. Я позволил им пронестись сквозь меня, не желая пока фокусироваться на реальности.

Возможно, это единственный раз, когда мы можем украсть такое совершенство до того, как все закончится.

Я хотел потворствовать этому так долго, как только смогу.

— Они в загоне на неогороженной территории для охоты. Если они не нужны для обычной верховой езды, их выпускают.

Нила расслабилась.

— О, это хорошо. У меня была ужасная мысль, что они могли повредить Вингсу… потому что ты уме… ну… — она улыбнулась. — …Ты был мертв.

Я прижал ее к себе, нас окутал приятный запах свежего сена.

— Я все еще мертв по мнению моего отца. Кес тоже.

Я нахмурился, думая о брате. Он должен очнуться. Находиться вдали от больницы противоречило моему желанию присматривать за ним, но я должен был верить, что доктор Луиль знает, что делает. Что, в конце концов, как только Кат умрет и все будет улажено, Кес проснется, и я смогу побить его за то, что он пропустил всю тяжелую работу.

Очнись, брат. Не оставляй меня, когда мы так близко.

— Как он?

Я взглянул на Нилу. Незамысловатая красота ее ониксовых глаз и сексуальных губ снова заставила мой член дернуться.

— Он все еще жив.

Мой голос повис в застойной тишине. Лошадей сегодня не стреножили… собаки спали во дворе, а ведьмин час (прим. пер.: Ведьмин час — с 3 до 4 часов ночи) дал нам возможность уединиться от реальности, спрятав нас от кошмаров.

Нила сорвала клетчатое одеяло, которое я накинул на тюк сена.

— Он останется в таком положении?

Мое сердце сжалось. Я надеюсь, что это так.

— Останется, если узнает, что для него хорошо.

Нила улыбнулась, но не засмеялась, слишком грустная, чтобы веселиться. Настроение не улучшалось… не тогда, когда умирал брат и друг.

Сменив тему, я переплел наши пальцы.

— Можно тебя кое о чем попросить?

Она медленно кивнула.

— Конечно.

— Ты можешь снять капюшон? Я хочу увидеть тебя. Ты в слишком большой тени.

Ее эмоции мгновенно перемешались. Пропитанные страхом, за которым следует отчаяние. Сев, она покачала головой.

— Я бы предпочла его не снимать. Мне холодно.

Чтобы повысить ценность своей лжи, она плотнее запахнула пальто и обхватила себя руками.

Я взлетел вверх.

— Херня. Я знаю, когда ты лжешь. Так же, как знал, что ты лжешь в большинстве сообщений, которые ты посылала.

Ее плечи ссутулились. Ее руки легли на капюшон, плотно прижимая его к лицу. Двигаясь перед ней, я потянул за черную ткань.

— Нила… сними капюшон.

— Нет.

— Нила… — мой голос упал до рычания. — Что ты от меня скрываешь?

Слезы застилали ее глаза.

Мое сердце раскололось.

— Нила, пожалуйста. Я терпеть не могу, когда ты не говоришь мне правду.

Мои руки снова потянулись, борясь с ее хваткой.

Одинокая слеза скатилась по ее щеке.

— Пожалуйста… не заставляй меня.

Мое сердце перестало биться.

— Что с тобой случилось? Когда я увидел тебя, ты была словно призрак. Я чувствую, что ты возвращаешься к жизни, но что-то изменилось. — Мой голос стал тяжелым. — Пожалуйста, Нила. Позволь мне все исправить. Что бы ни случилось, позволь мне попытаться помочь.

Слезы беззвучно потекли по ее лицу. Она отвела взгляд.

— Я… я была слаба. Я сдалась. Я не думала, что во мне что-то осталось. — У нее перехватило дыхание. — Но потом я увидела тебя и вспомнила, почему сражалась. Ты снова дал мне цель. Ты напомнил мне, что обо мне все еще заботятся, и это мой долг. Не ради себя, а ради тебя. Ты уже помог, даже больше, чем думаешь.

— Бл*дь… Нила… — Моя грудь сжалась, когда ее печаль охватила меня. — Что я могу сделать, чтобы все исправить?

Она слабо улыбнулась.

— Ты уже сделал. Я снова собираю себя по кусочкам. Теперь мне лучше. Я вспомнила, кто я. — Ее пальцы сжались. — Только… пожалуйста, не проси меня снять капюшон.

Я не мог этого вынести. Мой гнев усилился.

— Сними его. Я должен знать.

Она покачала головой.

— Не заставляй меня отрывать его от тебя. Ты должна мне показать. Мы вместе, помнишь? Это значит делиться своей болью и говорить правду.

Ее плечи поникли. Она колебалась слишком долго. Наконец она склонила голову.

— Пожалуйста… пожалуйста, не считайте меня уродиной.

— Что? — Я громко выдохнул. — Почему ты вообще просишь об этом?

Прерывисто вдохнув, она отпустила капюшон.