Четвертый путь

Я могу сказать, чего недостает в нашем мышлении, но если у вас нет собственных наблюдений, это ничего не будет для вас значить. Мысли слишком коротки, они должны быть намного длиннее. Когда у вас появится опыт наблюдения коротких и длинных мыслей, вы поймете, что я имею в виду.

В. Я поражен ограничениями нашей мыслительной способности. На чем они основаны?

О. Только когда вы найдете в себе примеры лучшего мышления, используя высшие части центров, имея больше сознания, вы увидите, на чем основаны эти ограничения. Мы знаем, что наш ум ограничен, но мы не знаем, в чем именно он ограничен. Когда вы узнаете эти два способа мышления и будете способны их сравнивать, вы увидите, в чем состоит различие, и уже тогда можно будет говорить о причинах.

В. Обязательно ли развитие человека с очень хорошим интеллектом будет быстрее, нежели развитие человека, чей интеллект не столь хорош?

О. Иногда да, иногда нет. Не так много можно сделать интеллектом, сколько равновесием центров и развитием сознания, потому что даже в обычном состоянии человек № 1, 2 и 3 может быть более пробужденным или менее пробужденным, более сознательным или менее сознательным. Человек с хорошим интеллектом вполне способен быть спящим, и, кроме того, он может быть слишком уверен в своих интеллектуальных способностях, слишком отождествлен с ними, чтобы начать работать. Собственный интеллект его останавливает. Такое случается. Часто интеллектуальное развитие препятствует учебе, так как человек слишком любит спорить, требует определений для всего и так далее. Развития только одного интеллекта недостаточно, очень скоро необходимой становится работа над эмоциями.

В. Я заметил, что люди, которые никогда много не думают, часто имеют меньше трудностей в работе, чем другие, которые думают. Что лучше?

О. И то, и другое плохо – тот, кто не думает, и тот, кто думает слишком много.

В. Это относится и к тем людям, которые в жизни считаются выдающимися?

О. Люди, которые считаются выдающимися, бывают весьма различны, поэтому трудно говорить о них всех разом. Они могут быть действительно выдающимися, они могут просто притворяться выдающимися, или другие люди могут притворяться, что они выдающиеся. Но если вы имеете в виду тех людей, которые очень отождествлены со своим успехом, для них работа может быть очень трудна – не из-за успеха, но из-за отождествления. Иногда преимущество в жизни означает помеху в работе, так как чем лучше человек № 1, 2 или 3, тем больше своеволия и упрямства он должен преодолеть. Самое легкое и самое выгодное с точки зрения работы – это быть вполне обычным человеком.

В. Разве преуспевание в обычной жизни не существенно? Или человек должен быть неотождествленным с жизненной деятельностью, вне зависимости от результата?

О. Необходимо и то, и другое. Успех не опасен сам по себе, если только человек не отождествляется с ним. Целью является не успех или неудача, но неотождествление. Успех может помочь во многих вещах.

В. Насколько большую роль играет интеллект в этой системе?

О. Интеллект играет очень важную роль, так как мы начинаем именно с него. Это единственный центр, который подчиняется сам себе. Но развитие интеллекта идет только до определенного предела. Возможности лежат в эмоциональном центре.

В. Есть ли у нас нечто, чем мы сейчас способны контролировать свои мысли?

О. Если у вас есть интересы в правильном направлении, эти интересы до некоторой степени контролируют все остальное. Если нет интересов, то нет и контроля.

В. Вы сказали, что для того, чтобы думать правильно об этих идеях, нам необходимо использовать интеллектуальную часть интеллектуального центра. Можно ли делать это, пытаясь контролировать внимание во время мышления?

О. Нет, это одновременное действие, его не разделить. Дело в том, что об определенных вещах вы можете думать только в интеллектуальной части – если вы правильно думаете и формулируете то, о чем хотите думать. Тогда, конечно, вы должны удерживать себя на этой идее, не уходя в воображение. Таким образом, сама функция определяет место.

В. Я пришел к заключению, что не знаю, как думать о том, о чем я хочу думать. Происходит ли это из-за буферов?

О. Я полагаю, это просто потому, что мы не привыкли думать об этих идеях – мы не считаем, что о них необходимо думать. Если мы осознаем необходимость этого, тогда, возможно, мы сможем это делать. Но буфера не имеют с этим ничего общего.

В. Мне кажется, что в большинстве случаев происходит то, что на первом этапе знакомство с системой приносит больше разрушения, чем созидания.

О. С моей точки зрения, идея созидания и разрушения ошибочна. Ничто не разрушается, но если мы воображаем, что у нас есть то, чего у нас нет, то, когда мы начинаем работать, мы понимаем, что лишь думали, что у нас это есть. Это значит, что это иллюзия, которой мы должны пожертвовать. Мы можем иметь либо нечто реальное, либо иллюзии. Мы не теряем ничего из того, чем мы действительно обладаем; мы теряем только представление, что обладаем чем-то, чего на самом деле у нас нет.