Четвертый

– Так опять же на самолёте. Мне папин знакомый лётчик сказал, что пора делать ноги из столицы, потому что труба дело. Папа с мамой сейчас на фронте, вот и попросили дядю Васю присматривать, когда бывает в наших краях. А он часто прилетает и заходит проведать. И Олю взять не отказался – было место.

– И вы сразу угнали другой самолёт?

– Мы слишком плохо знаем местность, чтобы добираться пешком, – пожал я плечами. – К тому же пограничники вряд ли пропустили бы нас беспрепятственно. А тут такая оказия – самолёт с полными баками, к тому же – простой в управлении, потому что на нём учат курсантов. А Оля сказала, что немного умеет. И дорога понятная – лети на юг, и доберёшься до Ирана. Опять же сверху видно всё хорошо.

Глава 12 Приехали

На ночь нас с Ольгой разместили порознь. Я оказался в одном строении (вроде барака) с обычными аэродромными работниками. Продегустировали привезённую с собой водку (вторую бутылку я никому не показал) и провели сравнение её вкусовых качеств с джином и виски. Нет, я отнюдь не перебрал, но сильно укрепил пролетарский интернационализм, рассказывая на своём кривом английском, как уважаю товарища Сталина и ценю заботу партии о великом народе-труженике в огромной стране, где люди друг другу братья.

Утром нас подняли ни свет ни заря и погрузили в танспортник, на котором повезли почти строго на юг. Не только нас, но и какие-то ящики – то есть это был совсем не спецрейс. Думаю, что местному руководству мы не глянулисъ, и оно попросту избавилось от лишней обузы. Потому что после посадки подать машину к трапу никто не позаботился. Один из членов экипажа махнул рукой в сторону высящихся в отдалении зданий и со словами «Гоу эуэй» занялся своими делами.

Здания эти не относились к аэродромному комплексу, состоящему из нескольких безликих построек, а принадлежали местным жителям, которые, как выяснилось, не знают ни одного из языков, на которых мы способны общаться. Это вообще была самая окраина селения – по мере нашего продвижения к центру всё яснее слышался запах несвежих водорослей и начинающей портиться рыбы. После очередного поворота взору открылась неохватная водная ширь. По расчёту времени, проведённого в воздухе. – Персидский залив. Оставалось выяснить название этого населённого пункта.

Навстречу стали изредка попадаться люди, одетые не так радикально по-местному. В лохмотьях просматривались и контуры европейского силуэта. Наконец, на очередной вопрос, заданный на моём кривом английском, последовал более-менее внятный ответ:

– Бендер-Аббас. Порт там, – и взмах рукой влево.

– Поражаюсь твоей везучести, Кутепов. После того, как ты вчера так безобразно надрался, попасть в единственное место, где есть шанс найти подходящий корабль… – Ольга смотрела не настолько укоризненно, как давеча. А то с самого утра дулась на меня, как мышь на крупу.

– Говорят, что у пьяных и влюблённых есть свой ангел-хранитель, – пожал я плечами.

Между тем город обрёл вполне цивилизованные очертания – мечеть, явно выраженные улицы вместо коридоров между высокими стенами, ослики, запряжённые в двухколёсные тележки и даже несколько зданий европейского вида.

В порту грузился тюками затрапезного вида пароходик с высокой закопченной трубой – его нам указали, как вероятный транспорт до Кейптауна. А так-то он следует в Англию. И насчёт места на борту следовало договариваться с капитаном, потому что это не пассажирский лайнер, а, как выразился служащий, трамп.

Наши немногочисленные фунты капитана действительно не заинтересовали, но совсем прогонять незадачливых беженцев он не стал, потому что кочегар ему был надобен, да и работу по приборке кают кому-то делать нужно. Словом, уже через полчаса я устроился в кубрике, а Ольга в каюте вместе с буфетчицей. Мы буквально забились в норку, наплевав и на местный колорит, и на все здешние достопримечательности – сидели, никуда не показывая носа, дожидаясь отплытия.

Основной массы членов команды видно не было – всем заправляли грузчики, которых, как заметила Оля, принято называть докерами. Они принимали со стрелы портового крана поддоны, уставленные тюками, а потом растаскивали их по всему трюму, укладывая плотно, без зазоров. И так – слой за слоем. На моё понимание – хлопок везут для порохового производства.

Ещё удалось понять, что корабль наш считается не очень хорошим для службы на нём, потому что капитан – крутой перец с суровым норовом, гоняет команду почём зря. Это я шлифовал свой английский, занимаясь расспросами всех, с кем случалось перекинуться словечком. И ещё он не берёт в команду мусульман – такой вот пунктик у мужика. Сам-то я к приверженцам ислама вообще никак не отношусь, потому что полный безбожник – делю мир на тех, кто желает верить, и тех, кто хочет знать. А на берегу в сторону Ольги не все хорошими взглядами смотрели – вот мы и решили тихонько посидеть, не разыскивая лишних приключений на наши головы.

Дни стояли пасмурные – жара не донимала. Да и зима здесь нынче – с десяти до четырёх можно и в рубашке ходить, а в остальное время тянет залезть в курточку.