Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники

Звучали, конечно, и более мрачные программы, рассчитанные на жесткое психологическое давление. Во время Сталинградского котла советские пропагандисты использовали неожиданный ход, когда по московскому радио мрачный голос с монотонностью тикающего механизма беспрерывно повторял: «Каждые семь секунд в России погибает один немецкий солдат. Сталинград стал братской могилой». Дока Гитлер, узнав, что Паулюс сдался в плен, проницательно заметил: «Он будет делать признания и составит воззвания. Он в ближайшее время выступит по радио, вот увидите. Зейдлиц и Шмидт будут говорить по радио. Они запрут их в крысином подвале на Лубянке, и через два дня они будут настолько измучены, что немедленно заговорят» (82). Фюрер, как профессиональный пропагандист, предсказал все верно, только ошибся во времени. Паулюс и Зейдлиц, ставшие руководителями так называемого комитета «Свободная Германия», действительно обратились по Московскому радио к армии с призывом устранить Гитлера, но лишь в июле следующего года.

Эксплуатируя популярную среди немецких радиослушателей тематику, в Советском Союзе организовали отдельную радиостанцию Комитета немецких военнопленных «Свободная Германия». В программу передач входили приветы военнопленных своим родным и знакомым (от 60 до 80 приветов ежедневно), обзоры военных событий за неделю, концерты хоров и солистов из лагерей военнопленных, выступления католических и евангелических священников, которые объясняли, например, почему возможно нарушение клятвы, данной Гитлеру.

Содержание программ радиостанции «Свободная Германия» записывалось в Берлине и тщательно анализировалось. В сделанных выводах содержались рассуждения о замыслах радиостанции и предлагались меры по их предупреждению. «Сейчас мы намерены развернуть – особенно среди солдат Восточного фронта – усиленную пропагандистскую кампанию против комитета Зейдлица. Этот комитет опять дает о себе знать. Он всегда выступает в тех случаях, когда сопротивление немецких войск на фронте усиливается» (83).

В свою очередь, с характерным для немцев педантизмом пропагандистская машина Германии действовала по старому шаблону и упорно призывала к ликвидации режима Сталина. Однако, выступая с однообразными призывами к его свержению, ведомство Геббельса работало вхолостую – все виды оппозиции в Советском Союзе давно уже вырваны с корнем, а службы государственной безопасности были многочисленны, хорошо укомплектованы и многоопытны. В этих условиях призывы к свержению победоносного вождя советского народа оказались гласом вопиющего в пустыне и отражали кризис, в котором оказались пропагандистские службы Третьего рейха. И все же один козырь у Геббельса оставался.

«Ничто не могло спасти нас, кроме чуда, великого германского чуда, в которое продолжали истово верить и о котором молились многие миллионы немцев. Этот массовый психоз искусственно подогревался путем распространения таинственных намеков и слухов: «Фюрер еще задаст перцу русским, черт возьми!.. Он мог бы уничтожить весь мир, если бы захотел. Он просто выжидает подходящий момент. Наше время придет, вот увидите». Подобные рассуждения я слышал постоянно как от солдат, так и от офицеров. Причем свое мнение они высказывали вполне искренне», – писал в своих мемуарах «Пляска смерти» бывший рядовой вермахта Эрих Керн (84). В то же время один из высших руководителей Германии Альберт Шпеер обратился к Гитлеру с письмом, содержавшем следующие строки: «В войсках широко распространена вера в предстоящее в самое ближайшее время использование нового, решающего исход войны оружия. Солдаты и офицеры рассчитывают, что это произойдет прямо на днях… Я не уверен, что было бы разумно и дальше продолжать эту пропагандистскую кампанию». Геббельс немедленно запретил публиковать любые сообщения о разработках новых видов вооружения. Как ни странно, но слухов стало еще больше. Геббельс создал специальный отдел по их распространению. Эти слухи содержали во многом правдивую информацию…» (85)

То, что произошло позднее, стало для министра пропаганды страшным ударом. Еще 14 июня 1944 года Геббельс описывал своим коллегам впечатление от цветного фильма о новом оружии: «Это оружие, господа, пожалуй, даже несколько преждевременно для этой войны. Я думаю, оно, скорее, станет оружием будущей войны», – проницательно заметил «маленький доктор» (86). А на следующий день он узнал, что верховное командование произвело запуск новых ракет по Лондону, и, соответственно, Геббельс неожиданно лишился возможности провести кампанию по психологической обработке противника.