Четыре дня в начале года тигра

На следующий день, в субботу, 3 февраля, Росесу позвонили похитители. Они были в ярости. Они видели газетный заголовок, гласивший, что за «Последнее прощай» уплачено тридцать тысяч песо! Они ничего не получили — следовательно, Росес положил эти деньги себе в карман! Росес, который сам был возмущен заголовком, обратил их внимание на то, что в более поздних выпусках такого заголовка нет, а это явно доказывает, что газеты сами обнаружили ошибочность информации.

Затем воры пожелали узнать, выделены ли уже деньги Малаканьянгом — ведь президент своими глазами видел подлинную рукопись стихотворения Рисаля.

Росес сообщил им, что последний обитатель Малаканьянга оставил всего восемнадцать песо на счету дворца — так как же, позвольте спросить, Малаканьянг может уплатить полтора миллиона песо?

— Придется вам сбавить цену, — сказал он.

После некоторых препирательств с кем-то звонивший объявил, что цена приемлемая — сто тысяч песо. «Хотя это очень дешево, — сказал он. — Перед войной правительство заплатило за эти рукописи куда больше». Потом он сказал, будто слышал, что они застрахованы на два миллиона песо. Не может ли Росес заставить раскошелиться страховую компанию?

Росес ответил: если что и застраховано, так вся коллекция Филиппинианы, а не одни только рукописи Рисаля.

Но, настаивал звонивший, ведь можно же уговорить страховую компанию что-то уплатить за возвращение рукописей.

— И сколько бы мы ни получили, — вкрадчиво продолжал он, — неужели вы думаете, что мы забудем о министре просвещения? Вы получите свою долю, мистер Росес.

Это так возмутило Росеса, что он разразился бранью.

— Эй, мистер Росес, — изумленно вымолвил звонивший, — да вы сущий ковбой!

Потом он спросил, почему Росес сам не собрал нужную сумму. Росес сказал, что он на мели: выплачивает за дом и участок. «Я нарисовал очень мрачную картину состояния моих финансов».

Голос на другом конце провода стал угрожающим: если не уплатите выкуп, рукописи будут уничтожены — по вашей вине!

Он требовал еще одной встречи на следующий день, в воскресенье, но Росес отговорился тем, что ему предстоит держать речь на выпускных торжествах, да еще надо быть на годовщине свадьбы.

В понедельник, 5 февраля, газеты опубликовали декларации о доходах членов кабинета, и похитители тут же позвонили Росесу, чтобы сообщить ему: судя по опубликованным данным, бедным человеком его не назовешь. Росес выкручивался как мог, но доверия воров не вернул. Тем не менее они снова предложили встретиться.

В три часа того же дня Росес приехал на Лунету. Связной ждал его возле трибун. Он начал попрекать Росеса газетными заголовками и снимками.

— Как же так, мистер Росес, украли мы, а в героях ходите вы?

Росес фыркнул:

— Что же мне, ходить в негодяях только потому, что я ношу усы?

Связной сказал, что на этот раз им придется поколесить.

Они сели в машину, и Росесу было велено ехать прямо по бульвару Дьюи. Они задержались у бензозаправочной колонки в Бакларане и немного поболтали: связной явно проверял, нет ли за ними слежки. Потом поехали по шоссе № 54 и остановились у другой бензоколонки. Оттуда направились в ресторан «Альба» в Кесон-Сити.

По дороге связной вкратце рассказал, как была совершена кража. Все проще простого, объяснил он: одни сторожа спали, другие охраняли стройку. Воры отперли дверь поддельным ключом, а когда вышли с рукописями, сторожа все так же либо tulog[72] либо nakatanga[73].

У «Альба» связной и Росес вышли из машины и поднялись на второй этаж. Случилось то, чего боялся Росес: ему попался знакомый. Тот поздоровался, по Росес ответил каменным взглядом и прошел мимо, не отвечая на приветствие. Росес говорил: «Должно быть, этот человек решил, что я задрал нос, став членом кабинета».

Его спутник заказал что-то безалкогольное, Россе потягивал сангрию — красное вино с содовой и уговаривал связного вернуть рукописи.

Ему становилось ясно, что путаница и разочарование делали свое дело. Хотя связной не пил ничего крепкого, он начал выдвигать одно безумное предложение за другим. Устроит ли Росес его на работу? Обеспечит ли стипендию в медицинском колледже Дальневосточного университета? Может, им, ворам, лучше уничтожить рукописи, а вину возложить на бывшего министра просвещения, который, по их мнению, твердо стоял за неуплату выкупа?

Все было ясно: похитители понимали, что превратить добычу в деньги будет не так легко, как им казалось поначалу. Они стали колебаться и теперь-запрашивали только десять тысяч песо.

— Послушайте, — сказал Росес связному, — почему бы вам не дать мне рукописи прямо сейчас, а я посмотрю, что можно для вас сделать.