Похоже, что мы уже осознали опасность, которой чревато превращение муравейника истории в пропагандистскую гору, и научились более осмотрительно истолковывать факты нашей древности. Теперь мы подвергаем сомнению даже лингвистические заимствования, которые с соблазнительной легкостью можно прочесть как доказательства широких связей, скажем, с Индией. Понятно ведь, что и один миссионер, пообщавшись с африканским племенем, способен оставить в языке этого племени кучу новых слов: пенициллин, сульфа, радио, джип, Евангелие и проч. На их основе можно впоследствии прийти к поспешному выводу о существовании у племени куда более обширных связей с внешним миром, чем было в действительности. Аналогичным образом, истолковывая наличие китайского фарфора на Филиппинах как доказательство серьезных культурных связей с Китаем, мы рискуем услышать в ответ, что куда более вероятно другое: отношения могли носить весьма поверхностный характер — это связи купцов с безвестными покупателями. Фарфоровые изделия свидетельствуют не столько о наличии культурных взаимодействий (типа тех, которые существовали между Китаем, Японией, Кореей), сколько о технической отсталости Филиппин, а также о том, что Китай пользовался нашим технологическим невежеством и стремился подольше сохранить нас в качестве своего рынка. Вместо того чтобы горделиво коллекционировать фарфоровые блюда, нам бы следовало стыдливо прятать их — эти доказательства первой эксплуатации Филиппин зарубежными промышленниками, первого проявления нашего низкопоклонства перед «импортным» и возведения завозных поделок в ранг символов престижа. Как орудия фарфоровые изделия были совершенно бесполезны для нашей культуры — толку от них было столько же, сколько от импортных игрушек, которые мы вешаем в машинах, или от импортных шелковых обивок для гробов. Не наличие фарфоровых изделий, а отсутствие фарфоровых заводов — примечательный факт для изучения культуры как истории, ибо он ставит под вопрос существование «глубоких культурных связей» с Китаем, да и с любой другой страной, уже знавшей фарфор и находившейся так близко и так далеко от нас. А это, в свою очередь, заставляет усомниться в том, что мы настолько уж хорошо знали Азию или были известны в Азии, как мы утверждаем.
Один филиппинский исследователь китайских хроник выразил недавно недоумение по поводу того, что в них так мало упоминаний о нашей стране, да и обнаруженные настолько туманны, что по сей день идут споры, нас ли они касаются. Хроники много пишут о наших ближайших соседях — Борнео, Молуккских островах, Яве и Суматре. Будь мы действительно народом кораблестроителей и купцов, факт этот был бы необъясним, как, скажем, отсутствие упоминаний о финикийцах в древнегреческой истории или о карфагенянах — в римской. Не так уж много было в Азии судов в те времена, чтобы нас не заметили наблюдательные китайцы, чьим хлебом насущным была торговля. Наверняка торговые сделки с Филиппинами были бы так же тщательно зафиксированы, как сделки с Борнео, Молуккскими островами, Явой и Суматрой. Из этого можно умозаключить, что размах нашей коммерческой деятельности столь же сильно преувеличен, сколько и численность нашего флота. Мы очень любим цитировать следующее свидетельство: китайские купцы так верили нам, что разрешали, взяв товары, расплачиваться за них через несколько месяцев. Доверие как бы говорит о нашей честности в делах. Однако на это можно посмотреть и по-другому: мы, очевидно, сильно зависели от китайских купцов и просто не осмеливались воровать у них, боясь, что они перестанут приезжать к нам. Больше того, кое-где китайских купцов похищали и держали заложниками, чтобы обеспечить новый приход китайских судов. Будь у нас собственные суда и развитые торговые связи, умей бы мы плавать по азиатским морям, с чего бы мы стали так держаться за случайных торговцев?
Вывод вполне согласуется с отсутствием упоминаний о Филиппинах в китайских хрониках: филиппинская торговля была чересчур ничтожна, торговые связи носили односторонний характер — торговали китайцы. И снова культура, рассматриваемая как история, позволяет проверить и перепроверить косвенные доказательства нашего странного неучастия в техническом развитии Азии. Невозможно представить себе, что филиппинцы, бывая в Китае и видя китайские дороги, потом возвращались и спокойно продолжали пользоваться лесными тропами; или, съездив в Японию и увидев, какие там мосты, продолжали довольствоваться хлипкой связкой бамбука, перекинутой через ручей; или, побывав на Яве и познакомившись там со строительной техникой, возвращались на родину архитектурными невеждами. Либо мы должны поставить под сомнение умственные способности наших праотцов, либо сделать вывод, что не учились строить дороги, мосты и возводить каменные здания, так как крайне редко посещали те страны, где могли их увидеть, а соседи наши о нас не знали или не утруждали себя строительством на Филиппинах.