Четыре дня в начале года тигра

«Не будете ли вы столь любезны, — попросил Маркос, — приказать своим людям прекратить обстреливать дворец?»

Энриле отвечал: «Мистер Маркос, мои люди не ведут огонь по дворцу. Может быть, провокаторы?»

Тогда Маркос спросил, не могут ли Энриле и Рамос послать своих солдат остановить провокаторов. Энриле понял: это признание неспособности контролировать положение в окрестностях дворца.

Когда Энриле пообещал сделать все возможное, Маркос обратился с новой просьбой:

«Не будете ли вы столь любезны связаться с послом Босвортом и спросить его, не может ли он поручить генералу Тедди Аллену и его людям выделить нам охрану?»

Это, понял Энриле, еще одно признание. Если Маркос просит дать ему охрану, значит, он готовится покинуть Малаканьянг, хотя примерно в это же время он клялся, что никогда и ни за что не уйдет в отставку, никогда и ни за что не покинет дворец.

Энриле и на этот раз пообещал сделать все возможное.

Не исключено, что, прежде чем положить трубку, Маркос снова спросил, нет ли все же еще какого-то способа договориться с Энриле. Энриле отказывается об этом говорить, признавая только одно: «Последние слова Маркоса навеки останутся у меня в памяти».

Поскольку Энриле ответил: «Мистер Маркос, у вас нет выбора», можно представить, что это были за последние слова.

Непонятно, почему Маркос бежал только в восемь часов вечера, если уже в четыре дня он был готов удрать. Одно из объяснений: Имельда отказывалась двинуться с места, пока ее заместитель, Джолли Бенитес, не будет доставлен из Пангасинана. Другое: генералу Тедди Аллену и его людям нужно было время, чтобы обеспечить охрану и переброску но воздуху Маркосов и их огромной свиты. Конечно же, американские дипломатические учреждения ранят полное молчание по этому поводу. Они не говорят даже, как бежал Маркос — в туфлях или шлепанцах.

Сейчас все чаще утверждают, будто мистер Маркос даже не знал, что спасается бегством (якобы полагая, что его просто перевозят в Илокандию); но, чтобы опровергнуть это утверждение, достаточно заявления самого мистера Маркоса о том, что он не хотел «проливать филиппинскую кровь». А кровь наверняка пролилась бы, если бы его перебросили в Илокандию. И тем не менее нам снова и снова твердят, что мистер Маркос никак не хотел покидать родные берега и что его против воли перевезли туда, где он быть никак не желал. Протесты мистера Маркоса слишком вымученны.

Да, он вне всякого сомнения хотел потянуть время, не уступая Кори и Дою, Энриле, Рамосу и Рейгану, а также мировому сообществу, но в конце концов ему пришлось признать здравый смысл, заключавшийся в словах, которые Энриле хотел довести до его сознания: «Мистер Маркос, у вас нет выбора».

15

В семь часов вечера посол США Босворт дозвонился до Кори — она все еще находилась в доме своей сестры в Вак-Ваке. Он сообщил, что Маркос определенно покидает страну — с помощью американцев. Босворт сказал, что отлет назначен на вечер, но просил Кори пока никому не сообщать эту новость.

— Она уведомила об этом своих людей, — вспоминает Мончинг Митра. — Нас обуял восторг, мы обнимались. Сама Кори была поспокойнее, но тоже улыбалась во весь рот.

Таким образом, президент и ее люди знали об отлете Маркоса еще тогда, когда тиран находился во дворце. А Малаканьянг был в осаде.

Репортер «Мидуик» описывает:

Три ряда колючей проволоки отделяют войска Маркоса от тысяч людей, настроенных чрезвычайно решительно. Здесь очень мало монахинь, цвет флагов и лозунгов преимущественно красный. Мы помогаем группе студентов сооружать баррикаду на углу авеню Ректо и улицы Морайта. Узнав, что на мосту Нагтахан назревает столкновение, решаем отправиться туда на машине.

Раньше, еще днем, на мосту Нагтахан уже была стычка — толпа забрасывала морских пехотинцев камнями и бутылками.