Четыре дня в начале года тигра

Сенаторы от партии националистов тем не менее оспорили правильность действий председателя сената. Не было никаких оснований, утверждали они, закрывать заседание только потому, что часы в зале показали пять минут пополуночи, поскольку все знали, что часы сената показывали неверное время — ведь они были остановлены в четверть двенадцатого. С какой стати вдруг верить им, если всем известно, что они врут вот уже три часа? Надо было до конца работы продолжать делать вид, что все в порядке, как и в предыдущие три часа, надо было и дальше притворяться, что полночь еще не пробила и 24 мая не наступило.

Почтенные члены оппозиции в тот неурочный час и думать не думали, что они поднимают вечный вопрос, который терзает философов с тех самых пор, как зародилась мысль: вопрос о природе истины. Циники утверждают, что такой вещи, как истина, вообще не существует, а то, что мы называем истиной, есть условность, с которой все согласились, она есть молчаливая договоренность. Классическая иллюстрация цинизма такого рода — сказка о новом платье короля, когда весь город молча соглашается верить, будто на короле богатейшее одеяние, пока мальчишка не закричал, что король-то голый.

Поздно вечером в четверг — или, скорее, рано утром в пятницу — сенаторы от оппозиции оказались в положении невоспитанного мальчишки из детской сказки. Националисты громогласно заявили, что на самом деле сейчас даже не пять минут после полуночи, а почти три часа утра, и раз уж председатель сената сумел притворяться в течение трех часов, что полночь еще не наступила, то надо и дальше притворяться еще три часа, или целый день, если понадобится, или даже — это слова сенатора Пуята — целую неделю.

Председатель взывал к конституции, но ведь все члены сената, не исключая и председателя, издевались над конституцией, поскольку часы были остановлены в четверть двенадцатого: не слишком ли поздно пробудилась забота о положениях конституции в председателе сената?

Но выдумка сработала: сессию отложили, потому что часы показывали пять минут после полуночи. Не исключено, однако (хотя с надеждами здесь надо быть поосторожнее), что мятеж сенаторов от партии националистов в последнюю минуту все же нанес тяжелый удар по мифу о sine die. Его «истинность» (пока еще не законность) была поставлена под сомнение; и то, что случилось в этом году в сенате, через год вполне может произойти в нижней палате. Возможно, все больше и больше голосов будут высмеивать эту удобную уловку с остановленными часами, поскольку уловка способна выжить лишь при условии, что все заинтересованные лица согласны держаться за нее. Однако на прошлой неделе в сенате договоренность об остановленных часах была нарушена: часы снова пошли, и пошли не по воле сената как целого, а только части его. Иными словами, уловка уже не была результатом общего согласия, консенсуса; и националисты, естественно, начали высмеивать эту выдумку, поскольку не были заинтересованы в ее поддержании.

Когда мальчик в сказке крикнул, что король голый, толпа после мучительной паузы начала перешептываться, затем хихикать и наконец завопила во весь голос, что король действительно голый.

То же самое может случиться и в конгрессе. Молчаливая договоренность нарушена; теперь трудно будет поддерживать общепринятую ложь о sine die. Возможно, настанет день, когда наши законодатели станут рассчитывать свою работу так тщательно, что в последний день сессии им уже не понадобится лгать, а тем более делать обманщиками безропотные и ни в чем не виноватые механизмы.

Такая возможность казалась очень отдаленной, когда в четверг состоялось — точнее не состоялось — открытие сессии sine die, поскольку конгресс не испытывал никакой необходимости в такой сессии, разве что — ирония судьбы! — сыграть спектакль перед публикой. Люди, которые устремились на галереи обеих палат, были возбуждены так, словно ждали великих событий. Они устроили давку из-за лучших мест, толпились в проходах, заполнили коридоры, лестницы, выплескивались из лифтов жаждущими толпами.

Публика продемонстрировала пунктуальность, но спектакль запаздывал. Сессия должна была открыться в пять; наступили сумерки, но в зале было пусто — только возбужденные толпы зрителей все еще пробивались на галерею. Шли часы, сгущалась ночь, а люди все ждали начала зрелища. Ждать пришлось долго — сессия открылась только в десять вечера. Законодатели явно не спешили заняться делом.

Они благополучно обретались за кулисами — потягивали напитки, подкреплялись китайской лапшой и столовой. Глядя на них, можно было подумать, что предстояла самая обыкновенная сессия — разве что одеты они были по-особому. Конгрессмены, несмотря на духоту, были в темных костюмах, сенаторы выглядели более по сезону — кто в тагальской рубашке, кто в светлом пиджаке.