Четыре единицы

– Вы верно понимаете, – мрак в его голубых глазах сгущался настолько физически, что у него кружилась голова. Как они смеют? Как они могли допустить такие неудобства в его огражденной от семьи жизни? Дважды в год, на Чусок и Лунный Новый год, он как по указке здесь, в отчем доме, общается с родителями, слушает брата, ест стряпню отца, живет максимально корейской жизнью, но очень быстро возвращается в свой мир. Три дня – это максимум в полгода, что он готов быть здесь, рядом с ними. И вот почему-то из-за этого дядьки с печальными глазами он вынужден увеличить время нахождения в этой стране, среди этой семьи. Какой университет он закончил? Коре? Да нет, вряд ли.

– Я бы хотел рассказать вам о состоянии вашего брата, – подчёркнуто вежливому тону Джун усмехнулся, его уже внутренне не беспокоили такие мелочи, он будет общаться так, как заслуживают люди своим поведением, а не количеством прожитых на этой земле лет.

– Ну уж расскажите, буду благодарен. А заодно не упустите тот момент, почему он в коме, сепсисе, или что там предсмертное вы с ним сделали.

Часы над головой заведующего мерно тикали, и этот щелкающий звук раздражал Джуна. Он напоминал звук таймера на духовке матери – невиданная роскошь по меркам этой страны. «Я буду печь самые вкусные торты для моих мальчиков!» – ее счастливые глаза и навернувшиеся слезы. Он слегка хмыкает в ответ, пытаясь скрыть раздражение от этой сцены. Она пытается обнять его, он отводит голову в сторону. Тик-тик-тик. «Джуни! Ты только посмотри на этот бисквит! Спасибо тебе, мой дорогой, за подарок».

– У вашего брата нет почки.

Джун тряхнул головой:

– Простите? Вы что-то сказали?

– У вашего брата нет почки, – руки немолодого мужчины в дорогих ботинках сложены на столе, глаза пристально и жестко смотрят на него, словно он что-то знает, а он, Джун, нет. Это знание, это преимущество не приносит ему радости, оно словно тяготит его.

– Почки? – он просто повторяет последние слова, так нужно делать по теории активного слушанья, чтобы у собеседника создалось впечатление, что он услышан, что его поняли. Но это только нужное впечатление, слышать и понимать – пока недоступные две вещи. Тик-тик-тик…

– Я подозревал, что вы не знали. Родители, я так понимаю, тоже были не в курсе.

– Не в курсе чего? – он потянул за душащий его воротник и с неприятным чувством отметил, что две пуговицы расстёгнуты, а чувство удушья нарастало.

– Господин, у вашего брата нет одной почки, вторая изначально работала не очень хорошо, а сейчас… после стольких месяцев терапии, она просто сдалась, именно поэтому инфекция…

– Вы что, карточку перепутали? Какая одна почка? О ком вообще идет речь? – Джун схватился за ручки своего кресла и сжимал их до побелевших костяшек. Кресло хрустело под его пальцами, а господин напротив был спокоен и решителен:

– У вашего брата нет одной почки.

Джун резко повеселел. Он просто идиот! Такой же идиот, как и многие другие в креслах руководителей отделений побольше и поменьше по всему миру. Не знает ни анамнеза пациента, ни его истории, но вынужден разговаривать с особо буйными родственниками. Все же ясно, как белый день. Это ошибка, явно ошибка историй. И хоть ему и надо задержаться здесь дольше положенного, его это даже развеселило. Сейчас все выяснится, этот мужик в белом халате, которого язык не повернется назвать врачом, посмотрит на фамилию пациента на карточке, будет бледнеть и краснеть, извиняться. Потом Джун тыкнет его носом в очевидные просчеты в ведении брата, опять заикания и благодарности, просьбы не подавать в суд, быстрое излечение этого мелкого засранца. Джун уже видел себя в кресле самолета. Он возьмет бизнес-класс, ибо этот фейерверк идиотизма истощил его до крайности. Он будет спать всю обратную дорогу и не приедет на Чусок в этом году. С него хватит общения с любимой семьей. Мама должна понять и безоговорочно принять его дезертирство.

– И куда же она делась? – Джун откинулся на спинку, положил ногу на ногу и жутко захотел затянуться сигаретой, даже руки сложил в привычном жесте.

Заведующий молча встал, предложил ему сигарету из своего портсигара, щелкнул зажигалкой и устроился в кресле рядом с Джуном. Он медленно и смачно затянулся, выпустил облачко белого дыма в потолок с явным удовольствием человека, мечтавшего о дозе никотина с самого утра.

– Он ее сам отдал полтора года назад. Своей девушке.

Тик-тик-тик.

Глава 7

– Приходил Джун, – она встретила Кэна с Хуаном на пороге своего номера. Они словно застыли от ее слов.

– Чего хотел?

– Да кто ж его разберет? Вроде поговорить, а вроде и нет, – она сама удивилась спокойствию в голосе и обстоятельности своих слов. – Заходите! Кстати, Хуан, нос и правда сломан.

– Ты думала, я сочиняю?

– Четно говоря, да. Прости, больше не буду в тебе сомневаться.

– То-то же!

Они принесли ей букет садовых роз и пакет с фруктами.

– Слушайте, спасибо большое, мне надо пройтись. Я потом загляну к вам, поговорим, пока надо просто проветрить голову.

– Все нормально? – Кэн озабоченно вздернул бровь.