Четыре единицы

В их мире именно Джун был в центре, он вращал лопасти и их любви, и их дружбы, а они не сопротивлялись. Собственно, они даже не могли вообразить, что будут бороться с ним. Словно три раба они шли за господином, не задаваясь вопросами «а разве это все нормально?» и «можно ли это изменить?». Они любили его беззаветно. Для каждого из них Джун подобрал роли в своей жизни. И была у них на четверых одна судьба – его.

Неудивительно, что, когда она сбежала, Джун рассвирепел. Потому что сбежала не только она, сбежали они втроем.

Менджун был из семьи простого клерка в простом небольшом городе на западе маленькой страны, к моменту его рождения довольно богатой. Но где есть богатство, там имеются и непосильные налоги для населения, безумная стоимость недвижимости и образования. Его семья пыталась со всем этим справиться. Вернее, это делал только отец. Мать, будучи из крайне традиционной семьи, занималась домом и Джуном.

Долгожданного, вымоленного то ли в буддистском храме, то ли в очередной церкви, Джуна обожали и мать, и отец. Любовь родителей окрыляет, захлестывает с головой и радует только во взрослом возрасте. Сердце, которому еще не предоставляли право выбрать, кого любить, не знает ее ценности. У Джуна просто была любовь. И была ровно до тех пор, пока мама неожиданно, без всяких просьб, молитв и лекарств, не забеременела снова. Семья была очень рада, как и с первым ребенком, пусть и слегка удивлена таким быстрым и неожидаемым чудом. У Джуна рухнул весь мир.

Дети эгоистичны, безусловно, но со временем смиряются с несильно радостной перспективой потери полного всеобщего внимания. Джун же впал в прострацию.

Когда маленький пищащий сверток принесли домой, он ощутил всепоглощающую ненависть к радостному лицу матери, склоняющемуся над колыбелью.

– Теперь ты старший брат, – отец положил ему на плечо свою маленькую, изящную, совсем не мужскую ручку. В тот момент зажегся огонь в его груди.

– Ты будешь любить его так же сильно, как мы все любили тебя, – мать даже не повернулась к нему и говорила это в пищащий сверток.

В тот момент Джуну было всего пять лет. По непонятно кем установленным правилам, детство в этом возрасте практически заканчивалось у детей в его стране. Конкуренция на рабочих местах все еще была высока, хоть и сказывались пробоины в количестве вновь рожденных, затем пришедших в школы и институты, выпускающихся и приходящих в фирмы, работать за маленькими столами ради сплочающего чувства и скромной, по меркам запросов дорогой страны, зарплаты. Ради этого перспективного будущего, Джуна, как и абсолютно всех детей знакомых родителей, записали сразу на четыре кружка, помимо обязательного для посещения сада.

Джун ответственно учился считать на ментальной арифметике, повторял за учителем слова и фразы на английском, дрожал от холода в бассейне и бил предложенную грушу одеревеневшими ногами. С раннего утра и до позднего вечера, когда он видел на тротуаре у дома маму, ожидающую его автобуса, развозившего детей после кружка, его не было дома, не было в семье.

В пять лет Джун понял, что стал ходить на работу так же, как это делает его отец. За поздним ужином, который часто они проводили с ним вдвоем, так как мама вечно убегала к орущему или кряхтящему свертку в комнату, маленький мальчик пытался вести подобающие его новой жизни разговоры.

Но все всегда переводилось на потребности маленького брата. Он просто ощутил, как его выставили за дверь их семьи и теперь будут требовать лишь результат.

А результата он достигал с неимоверным упорством.

Маме даже пришлось отдать его в школу раньше времени, потому что все учителя настойчиво рекомендовали умненького и усердного хмурого мальчика не держать дома, а дать ему проявить себя уже в школе.

За два года школы, Джун закончил всю программу начальных классов. Кружков стало еще больше, ведь каждый считал своим долгом посоветовать маме новый вид времяпрепровождения для ее талантливого старшего сына – испанский, французский, единоборства, ненавистный ледяной бассейн, даже футбол. Он сцеплял зубы и делал, что ему предлагают родители.

А брат тем временем никуда не девался, а даже начал расти с утроенной скоростью и с такой же скоростью стал занимать пространство их небольшой квартиры.

Менсу был нежным, ранимым, ласковым и абсолютно бездарным ребенком. Он часами копал носком туфли в песке, носился с криками за голубями и, кажется, был полностью доволен своей маленькой жизнью. Когда Джуну исполнилось одиннадцать, брат пришел в его школу учиться.

Хотя Джуну было сложно назвать это действие учебой. Менсу был тугодумом, которого еще поискать, – ни математика, ни языки, ни даже физическая активность ему были неинтересны. Свои неудачи в обучении он воспринимал как должное и никогда не расстраивался.

Однажды, проходя мимо забора начальной школы, Джун услышал, как воспитательница выговаривала ему:

– У тебя такой замечательный старший брат! Такой умница, наша гордость! Да он – гордость всего района! А ты – его родной брат, даже не можешь два примера выучить. Как же так?