– И сегодня мы имеем неимоверную возможность лицезреть всех участников этого процесса, – Майерс выкинул длинную руку с красивыми пальцами в сторону их двенадцати стульев. – Процесса перерождения наивысшего достижения человечества – репродуктивных технологий – в процесс управления обществом, миром в целом. И вопрос не в том, что это случилось, вопрос в том, как мы допустили это. Как, в какой момент будущее стало возможным положить в руки небольшого коллектива людей? Почему именно они? Кто их выбрал? Кто контролирует их работу? Да, мистер Лин создал комитет, контролирующий их работу, но разве он контролирует отбор кандидатов на ЭКО? Как это происходит? Кто-нибудь вообще в этом зале представляет, как это выглядит? Ведь, допустим, есть пара, которая приходит на ЭКО, а есть пара, которая не может прийти на ЭКО из отдаленного города, где в принципе нет подобной клиники. Вы скажете, что не повезло, а я скажу, что это несправедливость. «Но ведь они могут приехать в город, где есть нужная клиника», – возразите мне вы. Но как же их работа, их повседневная жизнь? Почему они должны ее прерывать только из-за того, что они хотят ребенка? Ведь первая пара просто пойдет и сделает все процедуры, захватив из дома лишь ветровку, и отправится вечером в ближайший ресторан. В то время как второй паре нужен будет отпуск минимум на месяц, со всеми расходами. И не факт, что получится с первого раза. Как мы уже слышали, проценты успеха в протоколах из года в год падают и все быстрее. Скоро пары будут тратить неподъемные суммы просто на надежду, на пшик. И кто как не мы – Всемирная организация здравоохранения – должны остановить тех, кто дает лишь ложные надежды, кто вселяет страх перед их персонами, кто чувствует себя богами.
Видимо, Майерсу очень понравилось это его последнее высказывание, потому что прервался он и сделал многозначительную паузу только после нее. Но зал молчал. Ни один мускул не дрогнул на лицах зрителей, журналисты просто остолбенело пялились на него, а эксперты будто стали впадать в спячку, никто не поднял глаза на кафедру. Джун не подавал признаков заинтересованности: та же неподвижность, тот же скрытый волосами взгляд, руки обхватили торс.
Анна рассматривала носок своих туфель. Ей вдруг остро захотелось все закончить: пусть забирают последнюю надежду, пусть отправят их всех в тюрьму, пусть только все закончится.
«Малодушничаешь», – она презрительно фыркнула.
– Эти боги, – судя по всему, задумка Майерса была в этом месте отпустить смешок, но, встретившись взглядом с Мэривезером, резко осекся. – Кхм… простые люди, совершенно как мы с вами. Только в их руках судьба всего человечества. Вернее, тех избранных, кого они планируют воспроизводить. Попахивает книгами Оруэлла, не правда ли? – зал не ответил.
Кэнсаку наклонился к Анне и спросил довольно громко на японском:
– Он дегенерат?
Пара журналистов из Японии неприкрыто прыснули, Майерс же заводился все сильнее:
– Кто, ответьте мне, должен решить, кому иметь детей, кому нет? Явно не врачи, присутствующие здесь. А решают именно они. И наша с вами ответственность, что так случилось. Раз это наша ответственность и наше с вами упущение, мы должны исправить эту ситуацию, – он торжественно поднял руку и вернулся за кафедру. – Я выставляю на обсуждение Суда вопрос об ответственности врачей-экспертов в демографическом упадке человечества.
Казалось, что слышно, как пылинки кружатся в воздухе над головами присутствующих, так было тихо. Ни кашля, ни движения, ни взмаха ресниц, в зале наступило абсолютное ничто, вакуум заполнил помещение.
Майерс ожил первым и уставился на пятерку справа от него, с его лица не сходила туповатая заискивающая улыбочка. Безликие люди не выражали ничего, даже не смотрели на экспертов.
Джун резко поднялся, прошел быстрым легким шагом за кафедру, невзначай оттесняя Майерса:
– Благодарим мистера Майера за содержательную речь. Вопрос об ответственности присутствующих двенадцати врачей-экспертов подан на рассмотрение в коллегию судей, присутствующих на заседании. Завтра им будут выдвинуты обвинения в нарушении прав человека: основная статья подпункты три и восемь. Спасибо за внимание.
Спустя три секунды он уже мчался по проходу на выход, а в зал словно влетела со всего размаха лавина. Голоса журналистов по нарастающей принимали громкость крика, бумаги шелестели по всему помещению, люди ринулись к их сидениям, выкрикивали вопросы, включали диктофоны, камеры увеличивали свет. Хаос волной поглощал их.
Мэривезер среагировал первым, схватил за руку Анну и потащил к выходу рукой, отметая людей по сторонам, на спине она чувствовала руки Кэна. Обернувшись, единственное, что она рассмотрела – вытянувшееся лицо итальянца, кто-то из журналистов практически засовывал микрофон ему в рот, край со стороны Мэрил Стайн поглотили тела людей.
Выбежав гуськом из зала и укрывшись в машине, Мэривезер тут же стал кому-то звонить:
– Да-да, мы вышли, куда нам ехать? Ага, да, я понял, – он отключил телефон и продиктовал водителю незнакомый адрес. – Вот это эффект! Наконец, закончилась эта скука.