Четыре фрейлины двора Людовика XIV

«Капитан д’Эспиньяк, особа знающая вашу храбрость и вашу честность в делах, посылает вам эти двадцать пистолей. Вы получите ещё три раза столько, после того как вы сделаете то, чего от вас ожидают. Завтра, с утра, идите по следам офицера флота его величества, живущего в гостинице под вывескою „Великого Сент-Евстафия“, устройте себе с ним свидание и выкажите пред ним талант и счастье, вас отличающие».

— И вот, — сказал Ален, тряся с отвращением эту пагубную бумагу, — отчего вы хотели меня задушить?.. Берегите же деньги, так благородно заработанные: а я, сохраню это.

Он спрятал письмо под свою фуфайку и, даже не взглянув на пораженного убийцу, он направился с своими друзьями в сторону трактира, где их ожидал завтрак.

Когда они достаточно удалились, Ален спросил:

— Теперь, мои дорогие спасители, вам остается объяснить мне, как вы явились в столь добрую минуту, и откуда происходит эта засада.

— Что касается засады, милый Ален, мы не смеем, в самом деле, ни на кого указывать; только ясно, что она идет от кого-нибудь достаточно могущественного лица, ты навлек где-нибудь вражду, которой ты должен остерегаться, так как она не отступает перед подобными средствами. Как мы были уведомлены? Этой запиской, почерк которой тебе может быть знаком:

«Господин де-Севиньё, господин де-Ротелин, сообщаю, что образован заговор, чтоб предать г. Ален де-Кётлогона под удары убийцы.

Записка, застигнутая мной, и одно слово, украдкой подслушанное, меня в этом подтверждают.

Ради Бога блюдите над достойнейшим из друзей и честнейших из дворян».

— Ах! — вскричал Ален. — Дай мне также эту бумагу… Да, да, я знаю этот почерк!.. Вы скажете девицам де-Сурдис и де-Понс поблагодарить за меня руку, это написавшую.

Без ложной разборчивости, прежде чем спрятать драгоценную бумагу, он её поцеловал с благоговением, с обожанием. Её писала рука Урании де-Бовё!

Глава двадцать восьмая

Интрига продолжается. — Дворянство тратится, — Король приказывает. — Верный союз.

Это было в начале июня; знаменитая комета, от которой многие люди, несмотря на успокоительные объяснения Кассини, ожидали разрушения нашего несчастного земного шара, — эта комета со своим ужасным хвостом пролетела, не сделав никому вреда.

Можно было без страха перейти от разрушения к удовольствиям. Всякий думал только о воззвании к великодушно дворян, чтоб увеличить великолепие празднеств двора и пышность путешествия в Дюнкерк и на берега.

Это было как бы удар волшебного жезла.[21] Объявление этого события пронеслось с одного конца государства на другое. Оно должно было прервать спокойную жизнь домов и внезапно изменить привычку к порядку и экономии, составляющую преимущество провинции над мотовством Версаля и Парижа, и которую предание многих лет должно было заставить считать вечной.

Достаточно было выраженного каприза фаворитки девятнадцати лет, расточительницы, употребляющей весь свой ум придумывать разорительные фантазии и случаи движения и шума.

Избранное дворянство должно было отправиться в Дюнкерк — место общего свидания; но многие желали проехать через Версаль, и приехали туда двумя неделями раньше.

Это волнение произвело настоящие чудеса: всё уснувшее, онемелое дворянство, забытое в глуши своих замков, внезапно оживилось, будучи подвержено шуму, великолепию и пышности. Приезжали со всех сторон и по всем дорогам; историографы двора не успевали делать перепись имен посетителей более титулованных, при виде этих имен можно было подумать, что это новый крестовый поход.

Послушайте несколько точных и ярких отзывов, и вы будете иметь понятие об этом обществе и об этой толпе распростертой у ног Людовика XIV.

Маркиза Буссак, осужденная медицинским Факультетом Монпелье умереть с осенними листьями, выносит двести миль пути и выздоравливает. Тем, которые удивлялись её выздоровлению, видя её одной из самых неутомимых на гуляниях и танцах во время празднеств, она говорила:

— Вы хотите знать мой секрет? Извольте! Развлечение — вот единственное лекарство для женщин.

Виконтеса Имекур, немного покинутая, хотя красивая, употребила то же лекарство, чтобы отогнать монотонную боль в спине, вечное качество дам прихода в Шампанъи.

Очаровательная, обожаемая вдова, г-жа де-Сувре, прозванная Артемизой, потому что её считали неутешной, едва кончила траур; она сократила даже его немного, прилетела к двору, и нашла там утешителя и второго мужа.

Далее ещё интересный случай: баронесса де-Асторг покидает свой замок Кардильяк. В один прекрасный день она приезжает в Версаль с толпой нимф, красивых, о! но когда они все разим появились, это было ослепительно. Это были её пять дочерей: Маргарита, Луиза, Изабо, Франсуаза и Сюзанна. Во время их представления, король так приятно улыбался, что герцогиня де-Фонтанж побледнела.