Читаем Четыре года в Сибири полностью

Последние рукопожатия, которые никак не заканчиваются, отовсюду тянутся руки, я должен пожать их все, должен вернуться, действительно скоро и на долгое время, на всю зиму, навсегда я должен тогда остаться. Я должен передать всем привет, товарищам, фельдфебелю, правильно раздать взятые с собой подарки, ничего не забыть, я должен непременно заказать и получить необходимые, включенные в список инструменты.

Много, много рук машут на прощание, голоса снова и снова кричат нам:

- До свидания! До свидания!

Внезапно как стена тайга окружает нас со всех сторон, тогда как в далекой дали медленно смолкают голоса людей.

В своей возвышенной тишине лес стоит вокруг нас как околдованный. Ни ветерка, ни движения. Мы оба – единственные люди в его подавляющей середине.

- Ты не боишься, Фаиме?

- Но Петруша! Почему, чего тут бояться?

- Мы могли бы заблудиться, не найти дорогу в Никитино, умереть с голоду в лесу.

- Я не боюсь, совсем не боюсь. Я знаю, мы доберемся до Никитино точно так хорошо, как будто бы нас сопровождали все крестьяне Забытого.

Я точно следовал данным мне указаниям и был рад, что замечал все сразу и не ошибался с направлением. Только единственный раз я все же захотел быть умнее, чем крестьяне. Я не хотел использовать еще частично сохранившуюся тропу к грунтовой дороге, а, чтобы сэкономить время, решил срезать весь угол, проехав по уже почти заросшей просеке. Но при этом я совершил серьезную ошибку.

Проходил час за часом, но я все еще не добрался до дороги и уже давно потерял путь. Часто я смотрел на часы, потом на Фаиме, но она только улыбалась, немного огорчая меня.

- Ну вот, теперь чудесный мужчина все-таки заблудился, хотел быть умнее других. Вот так сюрприз! И лес стал здесь таким плотным, что тарантас больше не может объезжать. У меня, вроде бы, есть топор, но прежде чем мы прорубим себе дорогу силой, залезу-ка я на действительно высокое дерево, вдруг увижу вдали еще такого же умного мужчину как я, который тоже что-то высматривает.

Пока я карабкаюсь на дерево, я долго кричу Фаиме, который всегда отвечает мне. Я боюсь, что что-то могло бы ей, оставшейся одной в плотном густом кустарнике, ударить или напугать ее. Я осматриваюсь.

Будь у меня тогда борода, в ней задержалось бы немного лестных слов, которые я высказывал в свой адрес.

Меньше чем в ста метрах слева от меня я замечаю еле-еле видимую, широкую лесную просеку – долгожданную дорогу.

При помощи топора я прокладываю дорогу через густой кустарник до просеки; потом мы двигаемся дальше.

Время проходит. Смеркается. Мы должны устроить ночной привал. Он готов в один миг: взятый с собой тент натягивается над телегой, мы прячемся под ним и уже можно спать.

Кольку мы распрягаем и привязываем к длинной веревке. Он жует скудную траву с дороги, которой та полностью поросла, и только обрывки следов указывают на то, что здесь однажды ехала телега.

На краю дороги мы раскладываем костер.

На расстоянии руки лежат револьвер и обе винтовки. Так научили меня крестьяне, потому что дорога – это место сбора людей и зверей леса. Сбежавшие каторжники и прочий сброд, который не остановится перед грабежом и убийством, бродит по чаще вдоль дороги. Но убитый – это желанный корм для волков и других животных, которые по ночам рыскают вдоль дороги. Потому особенно по ночам собирается жизнь тайги на заросшей дороге.

Мы едим медленно, без поспешности, и пьем чай. В стороне от нас ложится Колька, который время от времени поднимает голову и как хорошая охотничья собака чует, не подбирается ли к нам издали опасность. Огонь постепенно тухнет.

Ничего не движется, никакого ветерка. Мы тихо беседуем, так как тишина и в нас самих, запас дров на ночь быстро собран. Огонь вспыхивает и снова бросает призрачные тени вокруг нас. Теперь лес похож на красную стену, которая прерывается сверканием отдельных берез.

Пожалуй, огонь защищает человека от диких зверей, но он привлекает хороших и плохих людей из самой дальней дали. Поэтому всю ночь нужно быть начеку.

Я завернул Фаиме в бурку. Я один сижу у огня, тоже накинув такую меховую пелерину на плечи. Трубка путешествует из одного угла рта в другой, потом в табачный кисет, маленькой горящей веточкой я снова зажигаю трубку, чтобы она опять предприняла свое обычное путешествие.

- Не хочешь ли ты спать, Фаиме? Уже поздно, одиннадцать часов ночи.

- Нет, Петруша, я на всю ночь останусь лежать у огня. Выспаться я всегда смогу, а сегодня я хотела бы караулить вместе с тобой. Но расскажи мне какую-то историю. В лесу так таинственно, и я хотела бы забрать с собой так много воспоминаний из Сибири. Если мы однажды будем в Петербурге или где-нибудь за границей, то мы вспомним этот вечер в лесу. Но это должно быть действительно жуткой историей, так как если я вижу, что ты смеешься, значит, история эта вовсе не страшная на самом деле.

- Я хочу рассказать тебе историю о волках, которую услышал в Забытом от охотников на пушного зверя:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза