Четыре крыла Земли

– Вот оно что? И кто же этот израильтянин? Да говори уже, Камаль, я же по глазам вижу, что знаешь, кто!

Глава шестая Крылья Самарии

За окном поплыла очередная арабская деревушка – какая, Вика не знала, поскольку заблудилась она безнадежно и полагалась лишь на Того, Чей голос полчаса назад прозвучал в ее душе. Она давила на педали, гнала, куда глаза глядят, и прикуривала сигарету от сигареты.

В деревне этой, должно быть, жили в большом количестве каменотесы – чуть ли не возле каждого дома были сложены штабелями свежевырубленные известняковые плиты. А может, просто здесь велось интенсивное строительство. Что еще характерно, арабские деревни и вообще не могли похвастаться избытком освещения, на этих же улицах просто не было ни одного фонаря. Зато светились неоновые рекламы над закрытыми кафешками и магазинами. В их лучах белели предвыборные флаеры на стенах и железных воротах. Кое-где свет был настолько ярок, что можно было разглядеть даже лица на флаерах – по большей части усатые, но пару раз встретилось и женское – на пост Главы Автономии баллотировалась мать, вырастившая пятерых шахидов-самоубийц.

Вика с силой нажала на газ. Машина рванула вперед. Слева вспыхнула и погасла бензоколонка. Шоссе вновь влетело во тьму. Справа из пропасти высовывались черные кусты и деревья, слева чернели скалы. Внезапно слева по асфальту побежали желтые блики, и вслед за тем послышался звук клаксона. Вика, не снижая скорости, на мгновение обернулась. Ее догонял здоровенный «мерседес» с белым номером. Догонял и явно шел на обгон. Вика слегка вырулила вправо, уступая арабу дорогу. Но араб – очевидно, обычный сельский житель, торопившийся в ранний час на работу – почти поравнявшись с ней, тоже начал выруливать вправо. Резко вспыхнули фары. Вырвавшиеся из них лучи, отразившись от красной поверхности Викиного «фиатика», приобрели красноватый, слегка кровавый оттенок и в таком виде вернулись к «Мерседесу», озарив его нависшее над фарой острое ребро, направленное в бок «фиата».

«Кровь прольется, – ни с того ни с сего подумала Вика. – Обязательно сейчас прольется кровь». Это – на уровне интуиции, задушевной Викиной подруги. А головой она в ту же минуту поняла, что араб ни больше ни меньше, как пытается столкнуть ее в пропасть. Интересно, что первой ее мыслью было не «как спастись», а «зачем он это...»

И тотчас же вспомнила, как, когда она, еще учась в школе, летом подрабатывала в фалафельной, с ней вместе работала молодая арабка, очень набожная. Однажды Вика спросила ее, о чем та молится, и арабка ответила: «Чтобы одним евреем стало меньше». Тогда Вика решила, что та шутит, теперь поняла, что нет.

Все эти размышления заняли у нашей героини доли секунды, а затем она инстинктивно притормозила. То же самое сделал и мирный селянин. Вика резко нажала на газ и вырвалась вперед. Но куда «фиатику» уйти от «мерседеса»! Она даже не успела загородить ему хотя бы на мгновение дорогу – вряд ли это сильно помогло бы, но хоть какая-то попытка побарахтаться, – как он вновь оказался слева и снова начал подрезать ее. Конечно, она знала, какие слова верные евреи говорят в такую минуту, конечно, она чувствовала себя еврейкой, она даже стараниями Эвана выучила первые строчек семь, но... Она боялась. Ведь фразу эту, символ веры, еврей произносит не только когда он в опасности и мечтает, чтобы Б-г помог ему, но и когда приближается неизбежная развязка жизни. В памяти сверкнула история, которую ей когда-то рассказал Эван. Был у него друг, Сэмми, заклятый атеист, даже можно сказать, антитеист. Он любил повторять «Я знаю, что Он есть, но как же я Его ненавижу – ненавижу жизнь, которую Он мне дал, ненавижу мир, куда Он меня забросил». И надо же случиться, что другу этому пришлось ложиться на операцию. Операция была тяжелейшая, на сердце. За несколько часов до нее Эван навестил друга в больнице. Выглядел тот довольно бледно не только из-за общего состояния, но и из-за перспективы не проснуться после операции. Как ни ненавидел он эту жизнь, другой под рукой не было. Перед уходом Эван решился: «Прочти «Шма»! Сэмми жалко улыбнулся и повторил за другом клятву в любви к тому, кого проклинал всю жизнь.

Он проснулся после операции. На несколько минут. Неизвестно, о чем он думал в это время. А потом умер – не выдержала дряблая сердечная мышца.

– Пойми, – сказал раввин сокрушенному Эвану, – это «Шма» было единственным в его жизни прорывом к небесам. Если бы он остался жив, куда ему было удержаться на такой высоте?

– Получается, я помог его уходу из этого мира? – сдерживая слезы, прошептал Эван.

– Ты открыл ему дверцу в Будущий мир, – ответил раввин. Вот так. А кто знает, на какой высоте она сама удержится?